Жаль, что дважды не живут. Непростая история терского казачества
Шрифт:
Естественно, что именно в юности, при выборе пути, человек пытается осознать своё предназначение: зачем он явился на этот свет? Потом эти мысли и движения души обычно исчезают, сглаживаются – некогда: работать надо, семью кормить, купить что-то, карьеру строить.
А потом в старости сидит человек и думает: и зачем мне нужны были все эти мои труды и мучения? На тот свет ничего с собой не возьмёшь.
Но кто поумнее, отвечает ему: «Потому что человек должен делать в своей жизни самое большое, на что способен».
Кому полмира покорить, кому сад посадить, кому детей поднять – каждому своё. Мог ты сделать то-то и то-то, а вот не сделал. Не угадал своё предназначение. «Глуп был,
И вот как судить о человеке и его пользе, если нет единого мнения по вопросам, что это такое? Один видит пользу в удовольствии, другой – в здоровье и покое, третий – в общественном благе. Сначала надо понять всё – потом можно решать, как жить самому.
Хочется сказать: блажен понимающий, что происходит, когда не замутнённая посторонним, голая мысль бьёт тебя, словно электрическим током, и ты обретаешь речь. И тогда сами по себе, не нуждаясь в подборе, приходят на ум слова. Истина в своей простоте поражает тебя наглядностью. Оказывается, ты не знал многого о себе, как не знаешь многого остального, так знай, не пугаясь доступности, что всё постигаемо.
Находясь в квартире, я созерцал из окна окрестности. Не было ни злости, ни безнадёжности, ни страха. Скорее, я словно раздвоился: размышляя о происходящем и как бы потерявши собственную волю, желания, права, за всё на свете. Я понял, что верю: всё, что происходило и происходит со мной, – именно так, как я об этом думал. Жизнь частенько случается похожей на самый затейливый приключенческий роман.
«Самое страшное – попасть в поганую колею» – вспоминаю я чьё-то высказывание.
Понесёт по ней – вовек не выберешься.
Это размышление и сейчас навязчиво прокручивается какими-то, свободными от работы с окружающими впечатлениями, частичкой сознания….
«Все согласятся, что Жизнь – это великое и заманчивое приключение, – писал английский писатель Джон Голсуорси (1867–1933). – Мы лишь однажды берём билет до станции Неизвестность, лишь однажды пересекаем страну, именуемую Жизнь. Чем мы заняты в пути, что совершаем во время этого долгого или короткого странствия, зависит от склонности нашего характера, если мы научимся без страха смотреть в лицо Тайне и в то же время ощущать вечное движение Духа в подлунном мире – тогда наша Жизнь будет прожита недаром» [2] .
2
Великие открытия и люди. – М.: ЗАО «Изд. Центрполиграф», 2013.
Иногда задаём мы себе вопрос. Что такое «смысл жизни»? А это категория сознания. Через осознание себя и своих действий, через осознание устройства мира и происходящих в мире процессов – человек обретает для себя какую-то Высшую Ценность, и осознание своей причастности к работе на эту Высшую ценность и есть для него лично смысл жизни.
Но придаёт чему-либо эту Ценность он сам! Это можно назвать «обретением смысла», а можно «нахождением смысла» – разницы тут нет никакой. Осознал смысл – есть он у тебя, не осознал – нет его у тебя. Потому что объективно, вне человека, никакого смысла не существует. Поэтому прожить – значит реализовать заложенные в человеке возможности. Это уже мало зависит от сознательной установки. Это уже природа, устройство, имманентное свойство, так сказать.
И чем больше человек за жизнь испытал всего – т. е. перечувствовал разного, сильного, всякого, – тем полнее была, субъективно, его жизнь. Вот к этому он и стремится.
Говорят, что зрелость – это возраст с 30 до 45 лет. Врачи отмечают: после 30 замедляется
Шекспир написал всё лучшее с 31 до 37 лет – от «Ромео и Джульетты» до «Гамлета», Дюма написал «Трёх мушкетёров» в 42, Толстой «Войну и мир» – с 35 до 40, Шопенгауэр завершил «Мир как воля и представление» в 32, Ницше написал всё до 45, Спиноза в 45 умер.
Французскую революцию делали 30–40-летние люди. Наполеон был владыкой Франции и Европы с 30 до 46 лет.
Но почему во многих странах высшие должности разрешено занимать после 30 или даже 35 лет? А в древнем римском сенате возрастной ценз был определён выше 40 лет? Ясно: опыт, благоразумие, взвешенность. А когда речь идёт о судьбах страны, требуется максимум рассудка при минимуме эмоций – это гарантирует разумность и стабильность.
Марк Алданов (1876–1957), покинувший Россию после Великой Октябрьской революции и написавший в 1926 г. роман «Святая Елена, маленький остров», сообщает нам следующее.
«Итальянский маркиз, флорентиец, проездом из Бразилии остановился на острове Св. Елены и попросил гофмаршала Бетрана представить его императору Наполеону (после свержения сосланного на остров святой Елены). Наполеон его принял и у них состоялся разговор.
После небольшой вступительной беседы Наполеон перешёл на политические темы и вскользь заговорил об Александре I. Рассказал, к слову, как в 1807 г. царь просил его пожаловать высокую награду генералу Беннигсену, а он отказался наградить русского главнокомандующего, ибо ему противно, что сын просит награды для убийцы своего отца. Описал, как Александр изменился в лице, поняв из прозрачного намёка причину отказа…
Сказал, что Россия рано или поздно потеряет Польшу, что она вряд ли удержит Финляндию и никогда не получит Константинополь. Сказал, что все другие завоевания царей не стоят ломаного гроша и что даже сама Россия рано или поздно пойдёт к чёрту по вине какого-нибудь сумасшедшего деспота.
Позже, в разговоре с придворными, зашёл разговор: можно ли было предотвратить французскую революцию?
– Трудно было, очень трудно, – ответил после некоторого молчания Наполеон, – следовало убить вожаков и дать народу часть того, что они ему обещали… Революция – грязный навоз, на котором вырастает пышное растение. Я овладел революцией, потому что я её понял. Я взял из неё всё, что было в ней ценного, и задушил остальное. Заметьте, я сделал это, не прибегая к террору. Править при помощи несчётных казней, как Робеспьер, может не очень долго каждый дурак. Но вряд ли кто, кроме меня, мог успокоить Францию без гильотины. Вспомните то время. Тысячелетняя монархия пала в прах… всё было сокрушено, уничтожено, испачкано. Я поднял свою корону из лужи.
Он задумался.
– Да, революция – страшная сила, так как велика ненависть бедняка к богачу… Революция всегда делается ради бедных, а бедные-то от неё и страдают больше всех других. Я и после Ватерлоо мог бы спасти свой престол, если бы натравил бедняков на богачей. Но я не пожелал стать королём жакерии… Я наблюдал революцию вблизи и потому её ненавижу, хотя она меня родила.
Порядок – величайшее благо общества. Кто не жил у нас в 1794 году, кто не видел резни, террора, голода, тот не может понять, что я сделал для Франции. Все мои победы не стоят усмирения революции…