Жалостью к врагам не страдаем
Шрифт:
– Бензином пахнет. Канистры, что ли, неплотно были упакованы?
Бандит изобразил непонимание.
– Какие канистры? Какой бензин? Что вам от меня надо? И кто вы, наконец?
Капитан ответил:
– Я – твоя проблема, Горбун! Очень большая проблема!
– Не понимаю…
– Поймешь, когда въедем в деревню и я вызову из города – подчеркиваю, из города, а не из района – наряд милиции. Кстати, по-моему, я не представился: заместитель начальника милиции общественной безопасности Переслава, капитан Чернышев! Слыхал о таком?
Фамилия Чернышевых, отца и сына,
Горбушин кивнул.
– Слыхал! Но не понимаю, что я сделал, чтобы подвергнуться насилию с вашей стороны?
– Насилию? Да ты никак что-то попутал, Горбун. Ты и твои люди беспредельничают, отнимают у граждан собственность, жгут дома, а насильничаю я?
Горбушин упрямо произнес:
– Не понимаю, о чем это вы, капитан.
Чернышев вздохнул.
– Не понимаешь! На что надеешься? Твоих орлов комнатных, которых ты послал жечь дома в Ухарево, мы взяли. С поличным! Не уверен, что они станут выгораживать тебя. Групповуха все равно налицо. А раз имеет место быть попытка совершения преступления группой лиц по предварительному сговору, то должен быть и главарь – организатор преступления. Кто из твоих бандитов возьмет на себя эту роль и лишний пяток лет отсидки? Кислый? Кеба? Или, может, Сеня – водила этой тачки? Сомневаюсь. Они укажут на тебя, Горбун. А ты волчара битый, врубаешься, насколько выгодно в твоем положении сотрудничество со следствием!
Горбушин с ненавистью взглянул на Чернышева.
– Пока я не вижу здесь следователя! А названные тобой пацаны могут лепить, что хотят. Я в деревню не входил, ничего не поджигал. К их делам никакого отношения не имею. Здесь оказался случайно.
– Вот, значит, ты как? Под умного косишь? Ничего не видел, ничего не знаю? Ясно. Только не прокатит у тебя эта фишка. Засветился ты вечером, Горбун, да так, что никакие связи не помогут.
Главарь банды напряженно усмехнулся.
– И где ж это я так засветился, гражданин начальник?
– У дома, с сыном хозяев которого разговаривал.
– И чего? Поговорили спокойно и разошлись. Да, я предложил ему продать дом. Он отказался. Мы уехали. Не захотели люди продавать усадьбу, их право.
– В Выселках тоже не хотели продавать дома, а потом твои люди их сожгли, а ты заставил погорельцев продать участки.
– Пожары в деревнях – дело обычное. То проводка замкнет, то сосед соседу красного петуха пустит по пьянке. При чем здесь я? А то, что купил участки погорельцев, так имел на это полное право. Документы в полном порядке. Никакого нарушения закона.
– Да, видимо, конструктивного разговора у нас с тобой не получится…
Горбушин кивнул:
– Не получится, начальник. Вызывай наряд, следственную группу или хоть всю свою МОБ. Пусть доказывают, что нарушил закон или совершил какое-либо преступление. А с тобой базарить не вижу смысла. Тем более без адвоката.
– Адвокат, говоришь, тебе нужен?
– Обязательно!
– Хорошо! Это можно организовать. Как ты смотришь на то, чтобы твои интересы представляла госпожа Людмила Сергеевна Ворон? Помощник и любовница некоего господина Дроновского? У нее нет юридического образования, но я готов закрыть на это глаза.
Горбушин вздрогнул:
– Какая Ворон? Какой Дроновский? Ты чего лепишь, начальник?
– Слова подбирай, урод! А то я быстро заставлю тебя уважать власть. Значит, не знаешь ни Людмилу Сергеевну, ни Константина Аркадьевича?
– Не знаю!
– А чего так напрягся?
– Я не напрягся. Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое!
– Желание объяснимое, но… невыполнимое, к твоему величайшему сожалению.
Чернышев достал из кармана кассету. Показал ее главарю местной банды:
– Здесь, Горбун, твои разговоры и с сыном хозяина дома, и с твоими корешами Кисловым и Кубаревым! Припоминаешь вечерний разговор у тачки в деревне?
– Нет!
– Вспомнишь, когда прослушаешь пленку. Но тогда уже пойдешь под полную раскрутку, и начальник РОВД Андреев тебе не поможет. Хотя… можно и по-другому поступить. Задержать Кислого, Кубарева и Семенчука, а тебя отпустить. Ты же действительно вроде как бы ни при чем. Дома пытались поджечь они, ты сидел в машине. Подельникам объяснить, что ты сдал их. А копии протоколов и записи кассеты передать госпоже Ворон. Надежный канал найдем. Отец поможет. В итоге получится, что ты сдал всех. И подельников, и боссов. Как считаешь, Ворон простит предательство? Я думаю, что нет! Не такая она баба! А следовательно, жить тебе останется недолго. Кореша пойдут на зону, а ты…
Горбушин воскликнул:
– Вы не сделаете этого!
На этот раз изумление изобразил Чернышев.
– Почему? Ну на кой черт мне возиться с тобой? Закрыть дело и подельников хватает. Ты в принципе не нужен. С тобой пусть Ворон разбирается. Да, так мы и поступим. Так что давай, сниму наручники – и проваливай ты на все четыре стороны.
– Я никуда не пойду!
– Что так?
– Пусть уж лучше менты прессуют, чем Ворон!
– Значит, ты готов во всем чистосердечно признаться?
– Один вопрос, начальник, можно?
– Давай!
– Дроновского и Ворон закроют?
– Ну, это зависит от того, какие против них у правоохранительных органов будут улики.
– Весомые улики! Такие, что на нары определить можно легко!
– Наконец-то ты врубил мозги. Правильно мыслишь, Горбун. Если посадят Дроновского и Ворон, то и ты отсидишь свой срок спокойно. А вот если сядешь ты, а боссы останутся на свободе или, что еще хуже, вы все останетесь на свободе, а на зону отправятся «шестерки», то тогда тебе хана. По-любому хана! Значит, предоставишь улики?
– А куда деваться? Но при условии, что дело не развалят сверху.
– Не развалят. Это я тебе гарантирую!
– Тогда вызывай наряд.
– Не так быстро! Сначала надо собрать в кучу всю твою банду. Поговоришь с подельниками. Убедишь сотрудничать со следствием.
– А как насчет СИЗО? У Ворон крепкие связи в ментовке.
– Твоя безопасность – моя проблема. И я ее решу. Этого достаточно?
– Выбирать не приходится!
– Не бойся, до суда боссы не достанут ни тебя, ни твоих корешей, а после им станет не до вас. Все! Разговор закончен, едем в деревню!