Жандарм
Шрифт:
– Власть.
– Да, власть. Он очень самолюбив и хитер плюс беспринципность и отличный нюх. Это страшное сочетание, если он окажется в верхах, то много вреда принесет.
– Вы предлагаете его ликвидировать?
– Нет, я просто предостерегаю вас. Просто не верьте ему.
– Спасибо.
– Не за что. Мне жаль, что вы мне не поверили.
Помянуть капитана мы собрались в Лукьяновке. На столе была немудреная закуска и горилка. Кроме меня, были Белый, Закель и Курт. На спиртное сильно не налегали.
– Вот ведь… – зло ухмыльнулся Закель. – Нас убивают, а эти господа рукоплещут убийце. Мол, еще один сатрап помер.
– А чего ты хотел? Мы опричники,
– Курт, а это что? – Закель с интересом смотрел на гитару.
– Сергей Петрович повесил.
– Сергей, а сыграй что-нибудь, – попросил Белый.
Отказать не получится. Не тот момент. Да и настроение было паскудное. Взяв гитару, я на мгновение задумался. А потом…
Ночь порвет наболевшие нити,Вряд ли их дотянуть до утра.Я прошу об одном, напишите,Напишите три строчки, сестра.Вот вам адрес жены моей бедной.Напишите хоть несколько слов.Что я в руку был ранен безвредно,Поправляюсь и буду здоров.Напишите, что мальчика ВовуЯ целую, как только могу.И турецкую саблю из ПлевныЯ в подарок ему берегу.А отцу напишите отдельно,Что полег весь наш доблестный полк.В грудь навылет я ранен смертельно,Выполняя свой воинский долг.Напишите, прошу, напишите,Напишите три строчки, сестра. [75]75
Приведено несколько измененное стихотворение С. Копыткина.
– Хорошая песня. Прям про нас, – тихо сказал Закель.
Да, ребята, она про вас. И фильм тот тоже о вас. Тех, кто служил, а не прислуживал. Кто шел до конца.
Подготовка к предстоящим боям захлестнула меня с головой. Причем бои эти широкой публике останутся неизвестны, как и потери. Мейр уже «пробежался» со своими по городу, но экзамен все равно провалили, так что город они продолжают изучать. Немов набрал группу и гоняет их в хвост и гриву. Вот здесь я спокоен. Все, что может ветеран, сделает, но контроль я с него не снимаю. До начала акции остается всего три дня, а мне ни ответа ни привета. Курт уже выпас парочку будущих «виновников». Каких? Все очень просто. Взорвать столбы дело нехитрое, это могут и «желторотики» из учебки. Вот только все сразу поймут, что Россия взбрыкнула и ее надо давить. А я собираюсь показать англам: мол, все хорошо. Вот трупы. Нет, мы не виноваты. Это революционеры на вашей территории склад устроили, вот и подорвались по дурости. Претензии? А нехрен привечать кого ни попадя, тогда и телеграф не сломается. И вообще пошли на х… Одно маленькое уточнение. Когда столб рванем, эти «куклы» будут еще живые. Так надо. И точка. И не надо ужасаться. Они нас не щадят, а мы их.
Вот дьявол, ну какого меня сюда пригласили? Мне что, делать нечего? Ну, приехал к одному губернатору другой губернатор. Я тут при чем? Сегодня уже 11-е, завтра 12-е, точка невозврата. Группа Мейра уже работает. И обе «куклы» уже в Лукьяновке. Есть там хитрые места, где человека спрятать можно. Завтра выход группы Немова.
Вся эта шобла, глядя на мой мундир, ухмыляется в глаза.
– Поручик, а вы тоже воевали?
– Не может быть?
– Странно, а мой муж, говорил, что жандармы были в тылу…
Панютин лишь морщился, но не встревал. Без сомнения, у него хватало своих проблем. Тотлебен хмурился, но демонстративно велел мне его сопровождать. Бал, который давал киевский губернатор Толли в честь прибытия знаменитого полководца, был довольно интересным. Как говорится, пили, здорово пили, хорошо. Лакеи, несмотря на усилия гостей, успевали обносить бокалами присутствующих. Увидел наконец знаменитые «фанты», довольно прикольно. Жизнь бурлила. И тут началось классическое «щас спою». Спели в основном дамы под рояль, между прочим, очень неплохо. Вот бы наших пэтэушников звезданутых сюда, чтобы поучились. Наконец, дело дошло до стихов. Я про таких поэтов и не слышал, поэтому всю эту ахинею пропустил мимо ушей. А зря. Пока я заправлялся массандрой, чудная вещь, одна из дам решила покуражиться:
– Поручик, может, вы сможете что-нибудь прочесть?
Хорошо, что не пил в тот момент, иначе бы подавился.
– Увы, но с поэзией я незнаком. – Нацепил маску недалекого служаки. – Как говорится, «дистанции огромного размера».
– О, но Грибоедова вы знаете?
– Лично незнаком, – проклял я свой длинный язык. Придется как-то выкручиваться.
– Неудивительно, он умер до вашего рождения. Эдуард Иванович, вы, может быть, попросите своего лучшего жандарма прочитать что-нибудь? Право, я не верю, что этот юноша не знает ни одного стиха.
Нужно было смолчать, прикинуться недалеким солдафоном. Но во мне уже говорила злоба плюс хорошая доза алкоголя. И я не выдержал. Да пошло оно все. Хотите стихи, будут вам они, только не войте.
Я убит был под ЛовчейВ безыменном болоте,В пятой роте, на левом,При жестоком налете.Я не слышал разрыва,Я не видел той вспышки,Точно в пропасть с обрыва —И ни дна ни покрышки.…………………………………..Фронт горел, не стихая,Как на теле рубец.Я убит и не знаю,Наша Плевна иль нет? [76]76
Приведен несколько измененный отрывок стихотворения А. Твардовского «Я убит подо Ржевом».
Мертвая тишина стояла в зале. Офицеры угрюмо молчали, женщины нервно кусали губы.
– Про кого? – хрипло спросил Тотлебен.
– 3-я стрелковая, ребят долбали с высот, как в тире, на выбор. Но они их взяли.
Перед глазами снова стояла картина этой бойни. И мат артиллеристов, разворачивавших орудия.
– А кто автор?
– Поручик Дубов, он погиб под Плевной.
Бал продолжился, но, как говорится, осадочек остался. Покуролесив еще часа два, Тотлебен откланялся, вместе с ним убрался и я.
Ну, вот и день. Невыспавшийся и злой, я просматривал прессу. «Добропорядочная семья ищет дачу для летнего отдых с 13 июня по 13 июля». Тупо смотрю на объявление. Адреналин ухнул по голове словно кувалда. Началось. Все. Теперь успокоится.
– Дежурный!
– Слушаю, вашбродь!
– Фельдфебеля сюда. Живо.
Вошедший через десять минут Немов впился в меня взглядом. Похоже, тоже волнуется старик.
– Садись. Как у тебя дела?
– Нормально, вашбродь. Готовы люди, – степенно ответил он.