Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1

Алиева Марина Владимировна

– Я вас слушаю, матушка.

Губы Изабо привычно изогнулись. Нет, всё-таки в этом её ребёнке совершенно нет ничего привлекательного. Глаза маленькие, как у отца, волосы какие-то бесцветные и голос тусклый и вялый, словно он не королевский сын, а паж, милостиво взятый из бедной семьи на воспитание… Впрочем, это последнее, ему, кажется, на роду написано.

– Герцогиня Анжуйская желает видеть вас своим зятем, – надменно произнесла Изабо, – и я не вижу причин, мешающих такому союзу. Восемнадцатого числа мы подпишем соглашение, по которому вы, в положенный срок, вступите в брак с Мари Анжуйской, а до того времени будете жить в одном из замков герцога под присмотром

мадам Иоланды. Герцогиня берёт на себя тяготы вашего воспитания, Шарль, и вы должны быть послушны настолько, насколько это позволяет ваше положение.

Изабо запоздало подумала, что последняя фраза получилась несколько двусмысленной, но для мальчика она прозвучала, как внезапный раскат грома. Шарль еле-еле удержал на лице безразличное выражение. Судя по тону, его мать, видимо, решила, что отъезд из Парижа будет воспринят им, как подобие ссылки, и, будь его ненависть менее сильна, мальчик бы не упустил возможности показать, как обрадовала его возможность уехать от этого враждебного двора подальше. Но именно эта враждебность и научила Шарля держать свои истинные чувства наглухо закрытыми, чтобы они не стали той самой уязвимой щелью в его доспехах равнодушия, через которую любой враг сможет нанести ощутимый, если не смертельный удар.

– Благодарю вас, матушка, – бесцветно пролепетал мальчик. – Я обещаю, что буду послушным.

И, почти с облегчением, увидел расползающееся по её лицу разочарование. А затем и привычное недовольство.

– Герцогиня – женщина с большим вкусом, – назидательно и немного брезгливо произнесла Изабо. – Я не хочу, чтобы она жалела о своем выборе, глядя на то, как дурно вы выглядите. Вашему воспитателю следует сделать внушение, да и вам самому не мешало бы следить за собой получше.

Стоявший в некотором отдалении Танги дю Шастель густо покраснел. На содержание Шарля выделялось так мало средств, что ему порой приходилось докладывать свои, чтобы иметь возможность купить или заказать вещи поприличней.

– Я буду следить за собой, матушка, – монотонно, как заученный урок, выговорил мальчик. – Спасибо, что так печётесь обо мне.

«Он безнадёжен», – мысленно вздохнула Изабо и, не сказав больше ни слова сыну, с которым вскоре должна была расстаться, двинулась дальше, к покоям короля.

– Прошу вас, мадам, – попытался остановить её герцог де Бурбон, – у короля недавно был приступ, и он, возможно, не совсем готов вас принять…

– Следуйте за мной, сударь, – приказала Изабо, не замедляя шага. – Вы сейчас можете понадобиться. Я уверена, его величество захочет отдать вам кое-какое распоряжение. И учтите.., – она остановилась на мгновение, чтобы дать стражникам возможность распахнуть перед ней двери, – это распоряжение следует выполнить незамедлительно, в считанные дни, чтобы успеть до отъезда герцогини Анжуйской из Парижа.

* * *

Через десять дней, 18 декабря, в присутствии герцога Анжуйского, графа де Вертю и Бернара д'Арманьяк договор о помолвке Шарля Валуа герцога Пуатье и Мари Анжуйской был торжественно подписан. За безумного короля подпись поставил его старший сын, дофин Луи герцог де Гиень.

Все отметили, что королева в этот день была особенно хороша, весела и доброжелательна.

А на день следующий, под искристым морозным снежком, через ворота Сент-Антуанской заставы, сначала проскакала внушительная кавалькада всадников, во главе с герцогом Анжуйским, а следом выехала большая дорожная карета с одним лишь скромным арагонским гербом на дверце. За каретой, как подвязанный хвост, тянулась вереница крытых

возков с челядью и широких телег, гружённых сундуками, конской упряжью и завернутой в холсты дорожной мебелью. Сопровождал этот поезд до зубов вооружённый отряд из двадцати пяти верховых рыцарей и сорока лучников на мулах, к сёдлам которых были привязаны плоские деревянные лопаты на случай снежных заносов.

Мадам Иоланда возвращалась домой обстоятельно, и никаких задержек иметь в пути не желала.

На прошедшем вчера скромном, теперь уже почти семейном, приёме благодарная во всех отношениях королева поднесла герцогине свой подарок – двенадцать золотых кубков с гербами Арагона. И принимая их, мадам Иоланда, (которая уже успела заметить в свите дофина наряженного свыше всех своих финансовых возможностей, шевалье де Бурдона), искренне пожелала её величеству всяческого счастья. В ответ Изабо вздохнула, довольно фальшиво заметила, что полностью счастлива будет только после выздоровления «дорогого мужа» и, обращаясь к герцогу Анжуйскому, мимоходом сообщила, что его просьба относительно мессира дю Шастель полностью удовлетворена.

Герцог, который уже успел благополучно забыть о договоренности с женой, что, вместе с Шарлем, приедет и управляющий его двора, недоуменно захлопал глазами. Но супруга, рассыпавшись в благодарностях перед королевой, незаметно сжала его руку.

– Все в порядке, друг мой, – сказала она, как только Изабо от них отошла. – Господин дю Шастель единственный человек, которого Шарль Валуа не считает своим недругом. И, коль уж мы устроили этот брак с дальним прицелом, то должны с этим считаться… От вашего имени я предложила мессиру должность и жалованье при вашем дворе, и уверена, жалеть вам не придётся.

– Надеюсь, – пожал плечами герцог.

За последние дни он, слышал имя дю Шастеля несколько раз, то от Бурбонов, то от самого графа д'Арманьяк, и всегда в связи с именем жены. Любой другой супруг, ей Богу, заподозрил бы существование тайной связи между рыцарем и мадам Иоландой. Но его светлость стоял выше подозрений. Будучи прекрасно осведомлённым о масштабных планах супруги, не вникая при этом в мелкие нюансы, он предпочитал принимать всё на веру и слушаться. Поэтому, ни слова не сказал даже сегодня утром, когда мадам Иоланда решила, что герцог должен ехать вперёд, чтобы всё подготовить к их прибытию, а сама она поедет с Шарлем и мессиром Танги, которому по дороге объяснит все тонкости его новых обязанностей.

– Ах, мадам, желал бы я быть самой политикой, – только и попенял герцог, усаживая жену в карету и целуя ей, на прощание, руки. – Вы тогда любили бы меня больше всего на свете…

– Какое счастье, что вы не политика, сударь, – в тон ему ответила герцогиня. – Иначе мне пришлось бы ненавидеть вас всей душой.

Париж остался позади, и Танги дю Шастель облегчённо откинулся на спинку своего сиденья.

– Ну, вот и всё! – выдохнул он. – Я очень рад, герцогиня, что все ваши дела благополучно устроились.

– Наши дела, Танги, наши, – поправила мадам Иоланда. – Вы теперь моё доверенное лицо и должны хорошо понимать, что дела у нас теперь общие, и что это далеко ещё не всё. Впереди заботы более сложные, в которых мне понадобятся и ваша храбрость, и ваше благородство…

– И моя безграничная преданность вашей светлости, – посерьёзнев лицом, добавил дю Шастель.

Он готов был горы свернуть, лишь бы выразить мадам Иоланде глубочайшую признательность за доверие, новую должность и, как ни странно бы это прозвучало с точки зрения расчетливого королевского двора, за своего воспитанника.