Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
Такой аргумент заставил Глостера призадуматься. Отказывать совсем он не решался – идея с присутствием ребёнка-короля на суде над ведьмой была слишком хороша. Но не хочется, ох, как не хочется отдавать такой козырь, как малолетний король, в руки братца Бэдфорда!
– Если вы пообещаете, что его величество сразу же вернётся в Англию, я готов…
– Милорд, – перебил Кошон, – если бы я пообещал это, то первым предложил бы вам мне не верить. Где хватает моего влияния, там я готов обещать, что угодно. Но вопросы государственной власти… Увы. Тут я ничего гарантировать не могу. Единственное –
Глостер задумчиво поморщился.
– Ладно… Я подумаю до завтра…
И ушел в свои покои, позвав за собой только канцлера.
На следующий день было оглашено, что королевский совет, в конечном итоге, с Кошоном согласился. А тот, всё ещё помнивший унылое существование последних месяцев, ликование в себе подавил и прямо сейчас, не откладывая дело на забывчивое потом, выторговал у лордов должность архиепископа Руана, «ибо с такими полномочиями будет проще вести переговоры с теми, кто подготовит поимку ведьмы к определённому сроку».
После недолгих колебаний назначение было подтверждено, и срок объявлен. В апреле король прибудет в Кале, а в мае французская колдунья должна быть пленена.
– Аминь, – пробормотал на это Кошон.
И лицо его не оставляло сомнений – он умрёт, но добьётся, чтобы так и было.
* * *
Бэдфорд вернувшихся делегатов обласкал, как мог. Кошону щедро заплатил, но строго велел не мешкать и начинать уже сейчас сбор любых сведений, пригодных для процесса.
– Суд мне нужен без изъянов! И хорошо бы ускорить дело с этим вашим планом… Если девку поймают раньше, то и с приездом моего племянника-короля тоже не станем тянуть.
– Но я должен принять сан и дела в своей новой епархии… – начал было Кошон.
Однако Бэдфорд, убедившись, что никто их не видит, притянул епископа к себе за смятый в мощном кулаке ворот сутаны и свирепо зашептал:
– ВАША епархия в МОЁМ королевстве, святой отец! Точнее, ваша она до тех пор, пока королевство моё! А если быть ещё более точным – пока именно я здесь всё решаю! Вы, Кошон, устраивали меня до сих пор, потому что были достаточно умны в выборе приоритетов. Хотите БЫТЬ архиепископом, не делайте глупости!..
И епископ засучил рукава, хотя понимал, что раньше весны всё равно ничего не получится, как ни старайся. Сентябрь уже завершил свои дни, а в ноябре холода разгонят войска на зимние квартиры и всё. Захватить Жанну в плен вне боя незачем и мечтать, а уж на то, чтобы провести переговоры и как следует подготовить такой бой, где её удастся захватить, уйдёт уйма времени. Тут бы к апрелю управиться…
Но, тем не менее, полетели гонцы с письмами, залепленными печатью Бовесского епископа. Кто открыто – в Руан, кто тайно – в Пуатье, но самые срочные – в Бургундию.
Свою ненависть к герцогу Филиппу Кошон усмирил. Хотя, неприятный осадок, вызванный недавней чередой недобрых мыслей, остался, что придало письмам, посланным в Бургундию как раз тот тон, какой и был нужен – не самый подобострастный, не просительный, но и не слишком назидательный, что запросто могло случиться, изводи себя Кошон ненавистью, как прежде. А Филипп поучателей не любил. И возможно, благодаря
Приехал канцлер инкогнито, под именем барона де Шо, чем сразу дал понять – переговоры не официальные, и всё, о чём они с епископом будут договариваться или даже просто разговаривать, к герцогу Бургундскому никакого отношения иметь не должно. Во всяком случае, так следовало считать, на что Кошону было указано c первых же минут встречи, едва он заговорил о том, как рад видеть «именно господина канцлера».
– Барона, ваше преосвященство, всего лишь барона, – скупо улыбнулся де Ролен. – Мы с вами оба рады встретиться и поговорить, не так ли? Как в старые добрые времена, когда вы занимались делами покойного герцога Жана, а я только начинал свою службу… Ещё не забыли об этом, Кошон, среди величия, которого достигли?
Епископ с поклоном отступил. Родовитое семейство де Ролен всегда занимало высокое положение при бургундском дворе. И, если деятельность Кошона привела его к сану, который сейчас позволял говорить с канцлером на равных, это вовсе не значило, что сам де Ролен забыл скромное происхождение служащего из канцелярии Жана Бесстрашного.
– О… Как можно… – покачал головой епископ. – Я соскучился, дорогой барон, и по старым беседам, и по изысканному, деликатному ведению дел. Англичане слишком прямолинейны на мой вкус. Зато наших дипломатов всегда отличало умение вести дела тонко. И вы – образчик этой тонкости.
– Не льстите прежде времени, Кошон, никаких дел ещё не было. И, хотя лесть я люблю, всё же предпочитаю слышать её при дружеском прощании. Не нравится, знаете ли, ощущение настороженности с самого начала.
– Разве же я льстил? Вот, только что – одна фраза, а сколько сразу сказано!
– Тогда я скажу ещё. Приятно, что на новой службе и вы не разучились понимать сказанное в одной фразе, – любезно ответил де Ролен.
Епископ засмеялся.
– Я в состоянии понять даже не высказанное, что вы, несомненно, и имели в виду, когда похвалили меня, не так ли?
Канцлер широко улыбнулся ему в ответ.
– Я похвалю вас ещё больше, если мне не придётся говорить совсем. Это куда безопаснее.
Переговоры начались, как ни странно, с откровенного, почти без искажений, рассказа епископа о поездке в Лондон, и о той договорённости, которая была достигнута с английским парламентом.
– Хорошо им там, за проливом, устанавливать сроки, – вздохнул де Ролен, когда рассказ был закончен. – Хотя, будь я на их месте, я бы потребовал привезти пленницу прямо туда, в Англию, где и вершил бы праведный суд с присутствием малолетнего короля.