Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
– Эстиве постарался… – процедил сквозь зубы Бэдфорд, ни к кому не обращаясь.
Он грубо отпихнул каких-то неповоротливых прелатов, которые не успели освободить ему дорогу и, рявкнув: «Пошли все вон отсюда!» шагнул в комнату, где не так давно содержалась Жанна.
В самом её центре стояла девушка, которая в первый момент напугала герцога своей схожестью с той, другой. Но, когда она подняла глаза, сразу стало видно – нет, не та!
– Ты кто? – хрипло спросил Бэдфорд.
– Я Жанна, – последовал ответ.
Нетвёрдо ступая герцог подошёл почти вплотную.
– Не понимаю, зачем ты это сделала?
Девушка
– Я не хочу, чтобы о Жанне забыли. Это была и надежда, и мечта… Если сейчас у людей отнять чудо, вся жизнь станет только войной и злобой, и другого, такого же, как Жанна, в эту жизнь уже не пустят.
– Дура! – не выдержал Бэдфорд. – Ты хоть понимаешь, что теперь тебя казнят, и я ничего не смогу для тебя сделать?!
– Понимаю, – ответила девушка, не сводя глаз с бледного лица регента. – Но вы и раньше не могли.
Внезапно она подняла руку, невесомо коснулась его щеки и прошептала:
– Лицо, как луна… Это не следовало бы говорить, но, верно, нужно… Для спасения… Вам ведь не много лет осталось, сударь…
Бэдфорд отпрянул, сверкая глазами. От напряжения они стали красными, страшными.
– А у тебя только день и остался, – прошипел он.
Клод ответила ясным взглядом.
– Значит, будет время за вас помолиться.
Когда все, наконец, оставили её одну – а она даже не поняла, вечер то был, или день, или уже новое утро – девушка села в углу прямо на пол и осмотрела свою комнату.
Какая всё-таки короткая была её жизнь, как мало в ней сделано и познано такого, что пригодилось бы сейчас. Воспоминания, отобранные для новой жизни Клод, не годились для смерти новой Жанны…
Вчера ей безумно хотелось сказать тому епископу, что порой умереть за свою веру куда достойней, чем жить, стыдясь за неё. И, что найдутся те, кто поймёт и укрепится духом. Но, поборовшись с собой, передумала. Иначе, в своём неверии, он мог ей помешать. И тогда точно бы забыли…
Девушка вытянула перед собой ногу, натёртую кандалами, вздохнула. Отёчность немного ушла. Но какое это теперь имело значение? Как ей сегодня сказали? Дня не осталось? Да… И это так страшно…
СТРАШНО! Но, если не знать, что такое смерть, может, её и не будет…
Клод поднесла к глазам растопыренные пальцы, повертела ладонью. Всё это ей служило… она любила это столько лет, и скоро вынуждена будет попрощаться со своим телом. Жаль его, в сражениях оно узнало, что смерть есть, поэтому боится. А страх – то самое, что и превращает в Ничто!
Опустив руку, девушка погладила пальцами ногу чуть выше потёртостей. Погладила ласково, как больного ребёнка.
– Не бойся, – прошептала она телу, – я с тобой до конца.
Руан
(30 мая, площадь Старого Рынка)
Нормандский наёмник, носивший имя Жан и прозвище Беспалый из-за полученного увечья, стоял возле самой лесенки на помост, который наспех доколачивал руанский мастеровой. Мимо, ежеминутно толкая Беспалого, сновали туда-сюда подручные палача, подтаскивая дрова и вязанки хвороста, а рядом сопел сердито злой на весь белый свет Роб Тиер. Вчера Тиер с Бепалым и ещё с дюжиной таких же молодцов хорошо повеселились, празднуя избавление от французской ведьмы,
Но сегодня, прямо с утра, весь гарнизон подняли погнали сюда, на площадь и велели оцепить и помост, и всю площадь целиком, чтобы никакая зараза не просочилась и девку от костра не избавила. А то ведь было уже сколько раз – пожалеют родные своего еретика, подберутся тихонько к телеге, на которой его привезут, или между оцеплением затешатся, да и пырнут ножом, чтобы не мучился в огне. А еретику костёр – самое очищение!
Однако, как-то слишком быстро эти судейские сработали!
Когда Жан Беспалый на площади немного осмотрелся, то от удивления даже присвистнул. Кроме солдат тут никого не было! Ни зевак обычных, ни даже городских старшин… Ну, эти, последние, понятно – должно быть на соборовании, хотя и не было видно, чтобы к нему готовились. Да и сейчас, если глянуть, вон люди за домами жмутся – хотят на казнь посмотреть, хоть издали. А если бы девку соборовали, все бы там были, глазели…
– Эй, Тиер, – позвал Беспалый, – ты видал когда-нибудь, чтобы такое бывало? Глянь, даже окна в домах закрыты.
– Я на другое смотрю, – отозвался приятель. – Видишь тех стрелков, что по краю площади стоят? Когда такое было, чтобы горожан отгоняли? А эти, глянь, суетятся, орут…
– Это потому, что тут, как говорят, полно французов от маршала де Ре. Вот, от греха подальше всех и гоняют, – обернулся к ним стоящий впереди солдат.
– А соборование почему не проводят? – спросил Беспалый.
– Не знаю, – пожал плечами солдат, – торопятся чего-то… Может, тоже, из-за маршала.
– ЧуднО всё это, – пробормотал Беспалый. – В соборовании даже убийцам не отказывают.
Сам он видел французскую ведьму в тот памятный день под Орлеаном, когда английское воинство, и его нормандский полк, были вынуждены уйти без боя. Жан хорошо помнил одинокую фигурку девушки в солнечном нимбе. И помнил тот ужас, который охватил его тогда. Этого ужаса солдат не мог простить ни себе, ни ведьме, которая его наслала, и ликовал, и радовался от всей души, когда узнал, что девку, наконец, схватили, что она всё-таки уязвима! Он и в руанский гарнизон напросился нарочно, чтобы посмотреть, как девку сожгут, потому что был уверен – с её смертью уйдёт из души тот давний страх!
Но сейчас, стоя уже у самого помоста, Беспалый не находил в себе ни радости перед грядущим избавлением, ни прежней ненависти. Что было тому причиной? Бог знает… Может, разочарование, которое Жан испытал, услышав, что ведьма отреклась от своей ереси, и потому её теперь не сожгут, а заставят вечно отмаливать грехи? Или то странное, что поселилось в душе со вчерашнего вечера, когда вдруг, среди разгульного веселья, Беспалый спросил себя: «А зачем она всё-таки снова вырядилась в штаны?» И ответа не нашёл. Ведь, если этому научили демоны, которых она призвала, то им бы было выгоднее оставаться в живой Жанне, и через неё смущать добрых христиан! Выходит, что же? Она сама захотела умереть в огне? Так, может, и не ведьма она вовсе?