Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
«Нет!», – снова одёрнула она себя.
Без «если».
Он просто поймёт…
* * *
Света в тёмной галерее не было. Но в окна светила полная луна, заливавшая серебряным светом окрестности. Горели во дворе факелы ночной стражи, и в конце коридора, за поворотом к помещению, где обычно располагалась охрана, тоже угадывался свет.
Держась рукой за стену, мадам Иоланда двинулась вперёд. Если Филипп сегодня дежурит, то она найдёт его как раз там, за поворотом.
Однако уже на середине пути до слуха герцогини долетел приглушённый женский смех, прерываемый торопливым шепотом. Мадам Иоланда замерла, гадая, не притащил ли кто-то из стражников свою подружку, чтобы развлечься, и где, в таком случае, она сможет найти сейчас Филиппа? Как вдруг женщина довольно громко вскрикнула:
– Филипп, прекрати!
И снова засмеялась, не обращая внимания на шепот мужчины, явно призывавшего её говорить тише.
Не позволяя себе поверить, мадам Иоланда прошла до поворота. Остановилась там, где сумрак коридора ещё мог её укрыть. И хотя видеть того, что происходит в освещённой части, она не могла, зато голоса слышала отчетливо.
– Чего ты всё время боишься? – капризно шептала женщина. – Герцогиня давно спит, а стражники не посмеют вернуться после того, КАК ты велел им уйти…
– Она может проснуться, – шепнул в ответ мужчина, и сердце мадам Иоланды словно остановилось.
Она понимала, что должна немедленно уйти. Уйти, чтобы разбудить своих фрейлин и велеть им собираться. А потом уехать, не прощаясь ни с кем, и, конечно же, без Филиппа!
Но яд подобных внезапных открытий настолько силён, что парализует и волю, и здравый смысл. Вкусивший этой отравы себе уже не принадлежит. Во всяком случае, в те первые мгновения, когда смертельно раненная иллюзия ещё борется с напирающей реальностью. Она ещё не чувствует боли и, надеясь на спасение, получает удар за ударом, пока не умрёт окончательно…
– Ты любишь её? – кокетливо спросил голос.
– О ком ты?
– Сам знаешь.
– Я люблю только тебя.
– А если она спросит, ты так же ответишь?
Тихий смех и звук поцелуя.
– Она не спросит.
– А я тебе не верю. Сегодня Одетта сказала, что ты и ей улыбался…
– Я всему свету готов улыбаться, когда ты рядом. А ты как раз стояла за её спиной.
Снова поцелуй, возня и шорох одежды…
– … Я завтра уезжаю, ты знаешь?
– Знаю.
– Хочешь, поедем вместе?
– Как так?
– Мне ничего не стоит попросить герцогиню.
– Ха-ха-ха!
– Она не откажет, не смейся. Она ни в чём мне не отказывает, поверь.
– Верю. Особенно, если её ты целуешь так же.
– Перестань. У нас ничего не было. Её светлость можно безмерно уважать, но любить… Я в Луи Анжуйские не гожусь.
– А если она прикажет?
Снова шорох одежды, только теперь мужчина, похоже, отстранился.
– Я
– Фу, милый, священником ты будешь очень скучным…
– Я не шучу. Милость герцогини это удача, которая выпадает раз в жизни, да и то не всем. Если прикажет, сделаю всё… Но она, как мне кажется, многого уже не потребует. Видишь этот перстень? Он подарен просто так, ни за что. И этот тоже. И деньги…
– Врун!
– Ничуть.
– Совсем, совсем ничего?
– Несколько поцелуев работа несложная. За возможность иметь вес при дворе я и большее смогу… Но думать при этом буду только о тебе…
Поцелуи возобновились и прервались только для того, чтобы мужской голос, задыхаясь произнёс: «На, на… вот этот перстень… он твой…». Потом снова зашелестела одежда, и женские подхихикивания сменились тихим стоном.
Мадам Иоланда шагнула вперёд.
В пляшущем свете факела она увидела согнутую спину Филиппа, стройную женскую ногу, обхватившую его бедро и две белоснежные юные руки на его шее.
Герцогиня отвернулась и неслышно ступая ушла в темноту.
Интермеццо
Женщина у окна без особого интереса смотрела, как расходятся по домам зеваки, которые бегали смотреть на уходящее из Крепи войско. А затем долго провожала взглядом кортеж, направлявшийся к южным воротам.
– Вот и ещё кто-то едет из города, – сказала женщина. – Видать, знатный. Вон сколько солдат вокруг. И рыцарь впереди такой красивый. Наверное, счастливы те, кто может ехать вот так – в другую сторону от войны…
Она обернулась к девушке, сидевшей в глубине комнатки на единственном стуле и недовольно покачала головой.
– Упрямая… Тебе бы тоже уехать в ту сторону – от войны подальше. Ну кто тебя гонит? Пожила бы у меня, окрепла, как следует.
– Нет, – еле слышно ответила девушка.
– Без тебя, что ль не обойдутся, – совсем огорчилась женщина.
– Лекарь сказал, через неделю будет можно, тогда и уйду, – словно не слыша её, отозвалась девушка. – И вы не держите… Жанне нельзя больше воевать, а кроме меня ей это никто не скажет.
Женщина безнадёжно махнула рукой.
– На этом свете никому воевать нельзя. Ни больше, ни меньше. Нисколько. Но разве тебя кто послушает, деточка…
Сен-Дени. Санлис
(26 августа 1429 года)
По дороге в Сен-Дени войско Жанны и Алансона заехало в Санлис. Комендант местного гарнизона открыл ворота сразу и со всем почтением. Правда, отсутствие короля его несколько смутило, как и отсутствие какого-либо приказа, им подписанного. Но Алансон заверил, что появление его величества всего лишь вопрос времени, и комендант пообещал присоединить к отряду весь свой гарнизон. Правда, сослался на то, что к подобному выступлению готов не был, и выпросил несколько дней на сборы.