Жанна д'Арк. 3-е изд.
Шрифт:
Но в представлении Жанны слово «мир» неразрывно сливалось с двумя другими словами: свобода и независимость.
Без них оно меркло и рассыпалось. Без них оно не имело смысла.
Мир и труд могли лишь тогда утвердиться во Франции, когда последний вражеский солдат покинул бы ее пределы. Но враг не уйдет добровольно.
Давно уже прошло время, когда девушка наивно верила, что годонов можно уговорить. Жизнь научила ее правде. А правда заключалась в том, что мир, свободу, независимость приходилось отвоевывать в жестоких битвах.
Теперь меч Жанны хорошо работал во славу ее знамени. На защиту родины по ее клику несокрушимой стеной вставал весь французский народ. И девушка не раз повторяла трусам и маловерам: «Мы несем врагу мир на остриях наших копий».
Так о каком же мире сейчас, когда нужно собрать последние силы, чтобы добить врага, могут толковать господа придворные?
Триумф продолжался.
После четырех дней пребывания в Реймсе Карл VII выехал в соседние районы. Король продолжал принимать в подданство свои верные города. Он мог позволить себе такую роскошь, пока его уполномоченные разговаривали о мире.
Поездку король начал с Вайи, где получил ключи от Суассона и Лана. 23 июля он прибыл в Суассон; оттуда, повернув на юг, двинулся к Шато-Тьерри и Провену. Как приятно было брать то, что само шло в руки!
Между тем англичане не теряли времени. 25 июля Бедфорд получил от Винчестера долгожданное войско. Новая армия насчитывала пять тысяч человек. Эту цифру регент увеличил вдвое, призвав к оружию феодалов Нормандии и Иль-де-Франса. Теперь Париж имел прочный заслон. Все худшие опасения Жанны оправдались.
Однако что за дело до всего этого было французскому двору, если монсеньор архиепископ Реймский в эти самые дни успешно завершал переговоры с герцогом Филиппом!
Строго рассуждая, переговоры шли не так уж успешно. Всякому со стороны было видно, что Бургундец хитрит, и хитрит крепко. Стало ясно также, что англичане на мир не пойдут. Они сумели выиграть время и теперь чувствовали себя достаточно сильными, чтобы вести собственную игру.
Пришлось ограничиться перемирием, заключенным только с герцогом Бургундским и всего лишь... на пятнадцать (!) дней.
Правда, уполномоченные герцога заверяли, что это предварительное перемирие, что переговоры будут продолжаться до тех пор, пока стороны не придут к более серьезному соглашению, и самое главное – сделали большие посулы: Бургундец обещал отдать Карлу Париж!
Это вызвало бурную радость при дворе. Ай да канцлер! Добился своего! Без войны, без затраты средств получить столицу из рук герцога Бургундского! Советники престола полагали, что теперь можно со спокойной совестью возвращаться за Луару.
Но большинство французов этих восторгов не разделяло. Бойцы народной армии давно тяготились бездействием. Мысль об уходе в «Буржское королевство» была им не по сердцу. Что же касается «бургундской приманки», то ей просто не верили.
Не верила ей и Жанна, по-прежнему лелеявшая мечту о походе на Париж.
Несмотря на всеобщее недовольство, король все-таки ушел бы за Луару, если бы ему не помешали англичане.
Герцог Бедфордский, располагавший отныне значительными силами, вышел из Парижа и двинулся наперерез французской армии.
5 августа после стычки с передовыми отрядами англичан при попытке переправиться через Сену королевская армия повернула резко на север, потом на северо-запад.
Военные действия возобновились.
Это была поистине странная война. В ходе ее не произошло ни одного серьезного сражения, хотя было исхожено много десятков лье. Здесь все старались перехитрить друг друга, предпочитая сражаться не оружием, но казуистикой фраз и провокационными демаршами.
В то время как монсеньор Реньо тянул канитель с бургундскими дипломатами, Бедфорд посылал Карлу VII письма, в которых, лицемерно вздыхая о «несчастном народе» и обкладывая монарха изысканнейшей руганью, пытался вызвать его на генеральную битву, раз и навсегда решившую бы бесконечный спор.
Французы были согласны сражаться. Но всякий раз оказывалось, что англичане готовят искусную ловушку, рассчитывая погубить врага старыми тактическими средствами, испытанными при Кресси, Азенкуре и Руврэ. Французские капитаны эти средства хорошо усвоили и на приманку не поддавались. Поэтому дело ограничивалось легкой перестрелкой или незначительными стычками, после которых годоны уходили, чтобы строить капкан на новом месте.
Подобная тактика изматывала армию без всякой пользы. Настроение во французском лагере неуклонно падало.
А Жанна между тем все время думала о Париже...
Герольды, посланные Карлом VII в крупные города севера – Бове и Компьень, – встретили радушный прием. Правда, епископ Бове – Пьер Кошон был ставленником Винчестера. Но народ вышел из-под власти епископа и заставил его покинуть город.
17 августа, находясь в Крепи, король получил ключи от Компьеня.
Город Компьень был важным стратегическим пунктом на границе бургундских и французских владений. Ключевая крепость севера, он несколько раз переходил из рук в руки. Но жители Компьеня считали себя прирожденными французами и не желали иной власти, кроме власти своего короля.
Капитаном Компьеня Карл VII назначил своего фаворита.
Но горожане, бывшие постоянно под угрозой нападения, нуждались в дееспособном и сильном руководителе. Прекрасно понимая, что де Тремуйль – фигура дутая, зная, что новый чин ему нужен лишь для вытягивания денег, они стали просить короля, чтобы тот сохранил им прежнего капитана, проверенного на деле.
Это был местный уроженец, сир Гильом Флави, человек жадный и жестокий, но известный своей храбростью и военным мастерством. Оказалось, что Флави – родственник архиепископа Реймского и уже служил под начальством де Тремуйля. Учитывая все это, нашли компромисс, против которого временщик не стал возражать. Де Тремуйль удовольствовался званием капитана и частью материальных выгод, а Флави сохранил свои обязанности и власть.