Жанна д'Арк

Левандовский Анатолий Петрович

Одновременно с благословения великого инквизитора Брегаля целый сонм церковных авторитетов поднялся на защиту Орлеанской девы и в самой Франции. Начался второй тур славословий Божественной премудрости, результатом которой якобы явилась миссия Девы. Подобно тому, как это имело место летом 1429 года, появилось множество сочинений, свыше десятка трактатов и мемуаров, авторы которых рьяно доказывали необходимость оправдания Жанны.

Именно теперь начали определяться главные процедурные стороны будущего процесса. На очереди был вопрос: кто возбудит дело, явится в нем истцом? Казалось бы, ответ мог быть только один – его определил весь предшествующий ход событий: истцом являлся фактический инициатор процесса, «оскорбленный» Карл VII. Но французский

монарх, верный себе, пожелал остаться в стороне. Юрист Жан де Монтиньи, выступая с позиций правительства, в специальном трактате доказывал: поскольку Жанна была осуждена из политических соображений, официальное выступление французского короля с требованием пересмотра дела носило бы такой же чисто политический характер. Это, по мнению Монтиньи, ослабило бы впечатление от нового процесса; подлинным истцом, считал он – и это стало официальной точкой зрения, – могли быть только ближайшие родственники Жанны: ее мать (Жак Дарк к этому времени умер) и братья.

В 1453 году завершилась наконец Столетняя война. Сбылось предсказание Жанны, некогда смело брошенное ею неправедным судьям:

– Все англичане будут изгнаны из Франции, за исключением тех, которые найдут здесь смерть!..

А между тем апостолической санкции на открытие оправдательного процесса все еще не было. Папа Николай V, обеспокоенный падением Константинополя в том же 1453 году и всецело поглощенный идеей крестового похода, не был склонен заниматься делами французского короля.

Только через два года по окончании войны, когда на папский престол вступил Каликст III, избранный при поддержке французских кардиналов, положение изменилось. Через полтора месяца после принятия сана, отвечая на ходатайство семьи д'Арк, Каликст направил архиепископу Реймскому и епископам Парижа и Кутапса рескрипт, наделяя их полномочиями пересмотреть «бесчестный и неправедный процесс» и вынести окончательное, «не подлежащее апелляции» решение.

Глава 4

РЕАБИЛИТАЦИЯ

И снова собрались богословы и законоведы, чтобы определить судьбу (на этот раз – посмертно) скромной крестьянки из Лотарингии. 7 ноября 1455 года в соборе Нотр-Дам в Париже произошло торжественное открытие процесса реабилитации [20] Жанны из Домреми. Приступал к многомесячным трудам новый трибунал. Как и синклит епископа Кошона, он должен был провести «образцовый процесс». Так же, как и в 1431 году, суетились судьи и ассистенты, так же снаряжались комиссии для опроса свидетелей в места жизни и деятельности Жанны. Но теперь все это делалось с противоположной целью: искали не дьявола, а ангелов, не колдовство и ересь, а Небесное откровение и Божье предопределение…

20

Современные французские историки предпочитают называть его «процессом аннуляции осуждения».

– Мое имя Жан Моро, добрые господа; от роду мне семьдесят лет, и, подобно отцу и дедам моим, я крестьянствую; проживает же семейство наше в деревне Гре, рядом с Домреми… В Домреми и родилась Жаннетта и была крещена в приходской церкви в той же деревне. Отец ее прозывался Жаком Дарком, мать – Забиллэ; они были крестьянами и жили там же, в Домреми. Могу заверить, поскольку знаю это: и он и она всегда были добрыми христианами и честными работниками. А знаю я это точно потому, что часто бывал у них – я ведь крестный Жанны. Знаю также, что и Жанна с младенчества была доброй, воспитывалась в нашей вере и вся деревня любила ее. Как и всякая девочка, чьи родители не обладают большим достатком, Жаннетта вплоть до отбытия из отчего дома трудилась на пашне, пасла скот, пряла и выполняла другие женские работы. Она часто ходила в церковь; заслышав колокольный звон, шла к обедне, где бы ни находилась в это время. Я много раз видел

ее идущей на исповедь в день Пасхи или иного праздника…

Вы спрашиваете о «дереве фей»? Я слышал разговоры, будто некогда вокруг него танцевали прекрасные женщины, называемые феями. Но утверждают, что с тех пор как возле него стали читать Евангелие от Иоанна, они не появлялись более. Некогда в воскресенье, называемое у нас «воскресением Источника», а также иногда весной и летом в праздничные дни девушки и ребята из Домреми приходили к дереву плясать; иногда они там закусывали, пили воду из Смородинного ручья и возвращались с шутками и песнями. Жанна ходила туда вместе с другими, делая то же, что и они. Но никогда я не слышал, чтобы она отправлялась к дереву или ручью с иной целью…

Когда Жаннетта покинула родительский дом, она два или три раза была в Вокулёре и говорила с тамошним бальи… Вот и все, что мне ведомо. Прибавлю, что в июле, когда я поехал в Шалон, поскольку стало известно о пребывании там короля на пути в Реймс, я встретил Жанну, которая подарила мне кафтан красного цвета, бывший на ней…

…Так начался в среду, 28 января 1456 года, опрос свидетелей на родине Жанны. Для тридцати четырех мужчин и женщин из Домреми и окрестностей она осталась своей, девчонкой, Жаннеттой. Они помнили ее очень хорошо и рассказывали о ней просто, по-деревенски, без громких фраз, но с глубокой любовью. Никто из этих людей не заикнулся о «чудесах» – напрасно их спрашивали о «дереве фей» и других подобных вещах, – но все говорили о ее чуткой душе, доброте, отзывчивости, о ее любви к труду и трудящемуся люду. Какой же была для них она, эта Жанна? Да такой, как они все, только чуть лучшей… Самой лучшей из всех в деревне!..

А потом комиссары опросили еще многих, видевших и знавших Жанну в разных местах – в Вокулёре, Шиноне, Пуатье, Орлеане, Руане, – всего сто пятнадцать человек. Были выслушаны люди различных сословий, званий, профессий: солдаты и полководцы, горожане и сановники, странствующие монахи и профессора ученых конгрегации, землепашцы и принцы крови. Разной величины и значимости были их свидетельства: одни говорили кратко, другие – подробно, одни касались лишь общих мест, другие останавливались на деталях, речь одних была изысканна, других – предельно проста. Но в целом они рассказали много, гораздо больше, чем было рассказано о каком-либо ином простом человеке XV столетия, настолько много, что ученые и писатели XIX–XX веков смогли сделать рассказы эти основой для воссоздания истории жизни и подвига Жанны из Домреми.

Да, много узнаем мы о Жанне благодаря процессу 1455–1456 годов.

Но могли бы узнать еще больше. Значительно больше.

Если бы не тенденциозная направленность процесса.

Если бы не тщательное стремление судей выпятить одно и спрятать другое.

Если бы не умышленный обрыв рассказов свидетелей на определенных хронологических рубежах.

Действительно, почему, опросив очевидцев из Домреми, Вокулёра, Орлеана, «забыли» разыскать свидетелей из Сюлли, Компьеня, Ланьи, Боревуара? Почему военачальники, сопровождавшие Жанну, весьма подробны, когда рассказывают об Орлеане, но вдруг становятся немыми, когда речь бы должна идти о Париже? Почему в протоколах процесса нет ни единого слова о взятии Сен-Пьер-ле-Мутье, об осаде Ля-Шарите, наконец, о событиях, связанных с пленением Жанны?..

Очевидно, следователи обошли целый период в жизни Жанны. Преднамереннообошли. Обошли только потому, что в ходе этого периода произошло резкое изменение политики двора и церкви по отношению к Деве. Это был период, следовавший за коронацией в Реймсе. Именно тогда сложился заговор, инициаторами которого были сам монарх и монсеньор Реньо де Шартр, покойный архиепископ Реймский. Заговор, в результате которого Жанна была предана врагу. Естественно, что предатели не пожелали поднимать фактов, связанных с их предательством!..