Жанна Ланвен
Шрифт:
Ничего из этого, как мы видим, не нашло места в сказке, невероятные детали которой заставляют задуматься о характере ее автора, а это была, вероятнее всего, сама Жанна. Кто из ее близких, кто, кроме нее самой, мог распускать такие слухи?!
Эпизод с ди Пьетро занимает в жизни этой скрытной женщины место сказочной легенды, где в полный голос говорится о ее браке и едва слышным шепотом – о ее отвращении к мужчинам.
Легенда эта поучительна. Самый любопытный, нелепый и, безусловно, выдуманный эпизод в ней – конечно, пари, заключенное мужчинами. В этом романе должно быть нечто зловещее, делающее Эмилио почти что бесчувственным циником, а древний род и богатая семья должны были уравновесить плохое и хорошее в его образе. Возникает вопрос, как простая модистка могла привлечь внимание настолько одаренного всеми благами баловня судьбы? Нужно было создать впечатление, что он был настолько богат
Но в результате все в образе Эмиля получилось сумбурным, странным и не очень правдоподобным.
На самом деле, быстрый крах этого замужества заставил Жанну изменить некоторые детали этой истории, а некоторые просто выдумать. Развод представлялся уже не результатом неудачного брака, а просто следствием ошибочного представления людей друг о друге. Как только эта ошибка стала очевидной, взаимное очарование превратилось в непонимание.
Тем не менее рассказ о заключенном пари – откровение, воспоминание или чистый вымысел, не так уж это и важно – ставит Жанну в положение нежеланной женщины. Неужели Жанне не хватало уверенности признать, что это неосторожно заключенное пари – единственное, что могло спасти ее от участи старой девы?!
14 апреля 1896 года в Нейи-сюр-Марн умер один из ее братьев, Луи-Эмиль. В журнале регистрации актов гражданского состояния в Коломбе запись о его смерти сопровождается указанием, что скончавшийся молодой человек двадцати лет был безработным. Узнав о его кончине, Жанна наверняка вспоминала его ребенком, как кормила его и играла с ним, когда ей самой было всего девять лет. Он был ее малышом, она относилась к нему почти как с сыну. Луи-Эмиль был болен? Маловероятно, тогда он жил бы у себя, среди родных, в Коломбе. Был ли это несчастный случай или болезнь, не так существенно, важно то, что Ланвены сплотились, поддерживая друг друга в скорби.
Почти двенадцать месяцев спустя после замужества Жанны, словно отмечая годовщину, Жюль-Франсис, в свою очередь, отправился в мэрию, чтобы взять в жены Мари-Жанну Витель в феврале 1897 года. Конечно же, Мари-Мадлен, которой тогда исполнилось четыре года, присутствовала на свадьбе родителей вместе со сводной сестрой Мари-Шарлоттой. Возможно, Жанна тоже пришла, хотя церемония и проходила в нелюбимом ею Коломбе. Но это была возможность увидеться с братом Габриэлем, вернувшимся по этому случаю из Сен-Кантена, где он служил в чине капрала в 8-м пехотном полку. Ее собственный муж, Эмилио, выступал в роли свидетеля. Эмилио ди Пьетро в мэрии Коломба?! Миф о загадочном далеком «графе» при необходимости мог быть забыт. Запись о регистрации брака Жюля-Франсиса говорит: Эмилио ди Пьетро был не кем иным, как «служащим» двадцати шести лет, проживавшим в Париже по адресу: улица Буасси д’Англа, дом 16.
Теперь он играл роль близкого друга Жюля-Франсиса. Частое общение могло бы помочь зятьям сблизиться, к радости Жанны, которая приходилась одному сестрой, а другому – женой и, как говорят, помогала обоим. Жить в окружении близких, нуждавшихся в ней, было для нее необходимостью. Эмиль становился неотъемлемой частью семьи Ланвен. Незадолго до свадьбы брата Жанна узнала, что ждет ребенка, который должен был родиться во второй половине 1897 года.
Конечно, работницы ателье заметили, что она изменилась. Широкие платья позволяли скрывать беременность на ранних сроках, а утомляемость не была заметна, потому что Жанна стала реже покидать дом по вечерам. Но несвойственные хозяйке любопытство и беспокойство заставляли думать, что происходит нечто странное.
Все изменилось. После семнадцати лет труда, посвященных тому, чтобы откупиться от прошлого, Жанна словно родилась заново. Поскольку она жила в том же здании, то могла следить за работой ателье и магазина до самого дня родов. Весна прошла спокойно. Жизнь была счастливой, полной надежд и доверия.
Будущая мама соглашалась больше времени отдыхать, благостно наблюдая за течением окружающей жизни. Единственным заметным событием между греко-турецкой войной и подготовкой к юбилею королевы Виктории, омрачившим тот период, – пожар на парижской Благотворительной ярмарке 4 мая. Пожар случился из-за неосторожного обращения с эфирной лампой, огонь распространился по навесу, растянутому над улицей Жан Гужон, где в то время находилось огромное количество людей.
Началось лето. В середине июня, 18-го числа, в результате действия циклона западные пригороды Асниереса и Коломба подверглись большим разрушениям. В конце августа вся страна жила в ритме церемоний и выступлений, сопровождавших поездку президента Феликса Фора в Россию, в то время как в Париже готовились к визиту короля
83
Судебный процесс в декабре 1894 г. во Франции и последовавший за ним социальный конфликт (1896–1906) по делу о шпионаже в пользу Германской империи офицера французского Генерального штаба, еврея, капитана Альфреда Дрейфуса (1859–1935), разжалованного военным судом и приговоренного к пожизненной ссылке при помощи фальшивых документов и на волне сильных анти-семистских настроений в обществе. Дело получило большой резонанс и сыграло значительную роль в истории Франции и Европы конца XIX – начала ХХ в.
84
Ш е р е р-К е с т н е р, Огюст (1833–1899) – французский химик и политический деятель. Сыграл важную роль в выяснении истины в «деле Дрейфуса». Его открытое заяление о необходимости пересмотра дела произвело, ввиду его безупречной репутации, огромное впечатление на французское общественное мнение.
Эмилио так гордился, что даже решился на импровизацию и назвался «ювелиром», когда регистрировал ребенка в мэрии VIII округа. Его сопровождали брат Марио, «служащий» тридцати пяти лет, он появился в этой истории первый и последний раз, и некий По, брокер на бирже, тоже канувший потом в небытие. Помощник мэра под диктовку отца написал три имени: Маргерит, Мари, Бланш.
Сказать, что мать баловала Маргерит – значит не сказать ничего. Ририт – так ее стали называли дома. Жанна ощущала такое счастье, какое она прежде никогда не испытывала, она представить себе не могла, как сильно изменятся все ее мысли.
В доме появился новый человечек, и он стал частью ее самой, неотъемлемой частью, без которой она уже не могла жить.
За несколько недель окончательно наступила осень, и началась новая жизнь. Впервые модистке хотелось некоторое время не заниматься делами. Она иногда уезжала в загородный дом, как и подобало состоявшимся людям. «Каждый человек, добившийся успеха в коммерции или производстве, – рассказывал журналист одного издания времен Второй империи, – имел контору в Париже и собственную уютную хижину, окруженную деревьями и цветами, в окрестностях» [85] .
85
A. Villemot. La vie parisienne, Chroniques du Figaro, t. I, Paris, 1858. 97ЖАННА ЛАНВЕН
Молодая мать с этим была согласна: Маргерит нужен был свежий воздух. Ле Везине, который она выбрала как место, где можно обзавестись «хижиной», не обманул ее ожиданий.
В Париже все тоже вертелось вокруг Маргерит. Эмилио отошел на второй план, на первом он продержался недолго. Впрочем, молодой отец наслаждался жизнью в атмосфере всеобщей эйфории. Но теперь его присутствие стало почти бесполезным, потому что единственным человеком, который принимал решения – все решения, без исключений, была Жанна.