Жанры в арсенале современной журналистики
Шрифт:
Этот текст предваряет все другие публикации, посвященные Дню Валентина и расположение на одной полосе с эпиграфом. Выраженные в нем обобщающие мысли автора предстают как глубоко волнующие самого автора умозаключения. Они пронизаны лиризмом, тонким эмоциональным настроем журналистки. В тексте нет каких-то повседневных бытовых, экономических, политических проблем, нет каких-то доказательств. Зато есть воспевание чувств и ожиданий влюбленного человека, для которого не существует преград на пути к возлюбленной (или возлюбленному), есть некий гимн любви, как возвышающему человека чувству.
На фоне иных жанров, в том числе и художественно-публицистических, эпиграф может выглядеть относительно скромно (прежде всего, по степени важности решаемой с его помощью задачи). Тем не менее в ряде случаев этот жанр оказывается очень кстати. Он бывает, например, нужен не только тогда, когда надо задать эмоциональный настрой, например, восприятию газетной полосы, но и тогда, когда существует необходимость
Эпитафия
Эпитафия, как и некролог, посвящается личности умершего человека. Но в отличие от некролога, в котором превалирует информационное начало, т. е. сообщение читателю вполне конкретных данных из биографии усопшего, сведений о причине его смерти, месте и времени похорон, эпитафия выступает как напоминание о достоинствах умершего человека, представленных в их социальном аспекте. В эпитафии акцент делается не на факте чьей-то смерти, не на скорбной стороне такого печального события, а на добродетелях человека, которые уже не просто оцениваются как украшающие личность покойного, указывающие на его значимость, неповторимость. Главное состоит в том, что они обычно рассматриваются в качестве авторитетных критериев, по которым оценивается поведение, деятельность как современников героя эпитафии, так и тех, кто живет сегодня. Эпитафия — это прежде всего оценочный жанр, и в этом плане она «встраивается» в один ряд с некоторыми комментариями, критическими статьями, рецензией.
(Метро. 25 января. 2000)
Великий поэт, сумевший из наших уличных, будничных слов высечь пронзительную и хлесткую, надрывную и щемящую, нежную и страстную речь. Речь обжигающую, беспокойную, надежную как дружба и настоящая любовь. Речь бунтарскую, правдивую, совестливую и покаянную. Речь объединительную — она делала равным интеллигента и бомжа, мента и профессора. Она стала домом, где каждый мог быть услышан.
Безгласному времени он дал свой надтреснутый, хрипящий, мужской голос. Он стремительно жил, стремительно любил. Сгорел как метеор в плотных слоях атмосферы застойного времени. Его разросшийся, мощный талант больше не мог существовать в теле земном, в оковах неприятий, мнений, глупостей… Не хочется говорить парадных слов. Высоцкий, как и совесть, — дело личное. И думая о личном — о Пушкине, Ахматовой, Высоцком, я, зная, что реальность не терпит сослагательного наклонения, порой ловлю себя на наивной мысли: ах, если бы они были сегодня, как жаль, что их нет. Ах, как рано ушел из жизни Высоцкий. Действительно, рано.
Думаю и, том, что бы сегодня сказал и сделал Владимир Семенович. А может, тот, кто там, наверху, кто выше нас, правильно распорядился? Может, он предусмотрел, что Высоцкому не надо видеть, как разваливается его любимый театр, как торгуют его памятью, его именем друзья. Как нищенствуют старики. Как наша интеллигенция, его коллеги — властители дум, до одури несколько лет потолковав взахлеб принародно о высокой духовности, гуманизме, постояв со свечами вокруг президента в Елоховском соборе, молча позволили в центре Москвы расстрелять людей только за то, что они «инакомыслящие», неугодные их демократическим устремлениям. И этим дали свое добро на следующую бойню — первую Чеченскую кампанию. Как эти же коллеги с песнями и плясками сопровождают сильных мира сего с лозунгами «голосуй за…». Спешат на правительственные фуршеты «в поддержку», не стыдясь есть с «барского стола», умиляются слову «мочить» (о, беззащитный русский язык!) и не хотят видеть плывущие в ночных вагонах по необъятной стране гробы с русскими мальчиками, делают вид, что не видят, как «справедливая борьба с терроризмом» превращается в геноцид…
Мне страшно думать о моем Высоцком в сегодняшнем дне. Мне страшно думать, что пришлось бы пережить его вторую смерть. Он уважал свой народ.
Сегодня бы мой Высоцкий умер от стыда за него.
Как видим, первые четыре абзаца журналист посвящает описанию достоинств артиста, оценке особенностей его творческого взлета, таланта гражданина своей страны. В последующем же отрывке публикации автор ее оценивает поведение сегодняшних интеллигентов, торгующих своей совестью, принимающих подачки «с барского стола» от власти, а также бывших друзей Высоцкого, торгующих его именем, и состояние развала Театра на Таганке, в котором работал Высоцкий. Это описание сегодняшних реалий производится в соотношении с идеалами, устремлениями поэта-бунтаря, которые и выступают в качестве критерия оценки современной российской действительности.
Эпитафия может быть представлена на страницах прессы в разных формах. Это может быть монологическое произведение, подобное изложенному выше. Она может быть и «полилогической».
(Комсомольская правда. 1 апреля. 1999)
Умер Игорь Нетто. Бессменный
Дальше следуют поминальные речи известных российских спортсменов:
Владимир Маслаченко: Я горжусь тем, что судьба дала мне возможность играть и работать рядом с Игорем Александровичем. Я играл и вместе с ним и против него. И могу сказать, что это был игрок № 1 нашего футбола. Я говорил, говорю и буду говорить: это профессионал с большой буквы. Это был абсолютно честный человек, как в жизни, так и в футболе. Он был обречен футболом…
Геннадий Логофет: Он всех мерил своей меркой, хотел, что бы все так же относились к футболу, как он сам. А он отдавался ему полностью. У него была великолепная техника. Любой мяч (даже тот, который, как мы говорили, «подан на гланды») он укрощал одним-двумя движениями…
Алексей Парамонов: Я был знаком с Игорем более 50 лет. Я пришел в Спартак в 47-м, а Игорь в 49-м. Играли в клубе вместе 15 лет, дружили долгие годы. В последнее время, когда Игорь сильно болел, мы с Никитой Симоняном старались сделать для него все, что могли. И не потому, что он был великим футболистом, а настоящим человеком…
Валентин Бубукин: Я играл с Нетто в сборной 4 года и могу сказать, что Игорь был одним из лучших полузащитников мира всех времен. Он целиком отдавался игре, независимо от уровня матча. Он первый, кто показал нам, как надо дорожить свои имиджем. Если Нетто терял мяч, то он готов был сделать все, чтобы вернуть его своей команде. В жизни он был очень скромным человеком…
В конце публикации дана справка «Из досье „Комсомольской правды“»:
«Нетто Игорь Александрович (9.01.1930–30.03.1999). Заслуженный мастер спорта. Начал играть в Москве в команде стадиона „Юных пионеров“. Выступал за „Спартак“ (Москва) — 1949–1966 гг., сыграл 367 матчей. Пятикратный чемпион и трехкратный обладатель Кубка СССР. В сборной СССР провел 55 матчей. Чемпион Европы 1960 г. Награжден орденом Ленина».
Такая форма изложения материала чем-то напоминает запись выступлений родных и знакомых, «представителей общественности» на панихиде по усопшему. Если говорить о преимуществе такого изложения памятного материала, то оно заключается прежде всего в том, что дает более полное, более объективное и разностороннее представление о человеке, которому материал посвящен. В то же время эпитафия-монолог часто выигрывает за счет цельности изложения, большей стилистической выдержанности и авторского пафоса, особенно, если эпитафия изложена в стихотворном виде.
Анекдот
Что такое анекдот, знает, пожалуй, каждый человек. Это самая распространенная форма остроумия (короткий шуточный рассказ, часто содержащий неожиданные повороты и столь же необычную концовку), без которого трудно себе представить современное межличностное общение, особенно в узком кругу близких людей.
Как заметил в своей статье «Анекдот», опубликованной в орловской газете «Просторы России» (№ 23. 1999), известный писатель Виктор Ерофеев, «анекдот — единственная форма русского самопознания. Род терапии. Больше того, род выживания. С другой стороны — это род отчаяния. Любимые герои анекдота — бестолковые люди. Это русская черта. Мы — скопище бестолковых людей. Бестолковщина — не раздражает, а смешит. Не подумали, не сообразили, не предусмотрели — налетели, нарвались на реальность. Опростоволосились, опозорились. И смех и грех. Мы коллективно бестолковы. Собрано — без головы. Взялись за что-нибудь — не получилось. Русский продаст душу за хороший анекдот. Он — бродячая коллекция анекдотов. Всегда наступает такой момент, когда пора рассказывать анекдоты. После четвертой перед пятой. Анекдоты делятся на подвиды. Есть приличные. Есть похабные, есть детсадовские. Про ежей. Почти все анекдоты — смешные».
Бытовавший главным образом за пределами сферы массовой информации, в годы перестройки, устранения цензурных ограничений в деятельности СМИ, анекдот как любимый народом жанр совершил активную «агрессию» на страницы газет, журналов, стал непременным атрибутом многих радио- и телепередач. Тем более стали появляться специальные передачи, выпуски, странички, посвященные анекдоту. Примером такого рода может служить ставшая хорошо известной телепередача «Белый попугай», одним из основателей которой был Юрий Никулин. Само слово «анекдот» происходит от греческого «anekdotos», что означает — «неизданное». В русском языке существует и свое собственное, хотя сейчас отчасти и забытое, название данной формы остроумия. Оно определено в толковом словаре В. Даля как «байка», «баутка», «прибаутка». Для того чтобы «байка» (или «баутка», «прибаутка») была хорошо исполнена и произвела впечатление на слушателей, нужен «краснобай», «баутчик». Фигура исполнителя предопределяет успех анекдота. Но, как известно, рассказывать анекдот (а тем более жестикулировать, что очень часто необходимо для усиления эффекта рассказа) можно полноценно только по телевизору. Что же касается периодической печати, то она в значительной мере уступает радио и телевидению в данном отношении.