Жар предательства
Шрифт:
– Сколько намерены пробыть здесь? – осведомился полицейский по-английски, с рублено-ритмичными интонациями в голосе.
– Quatre semaines [18] , – ответил Пол.
– Работать приехали?
– Нет-нет. В отпуск.
Полицейский снова глянул на монитор. Потом внимательно просмотрел все страницы наших паспортов. Пол, я почувствовала, напрягся еще сильнее. Потом: шлеп, шлеп… и полицейский вернул нам паспорта.
– Bienvenu [19] , – сказал он.
18
Quatre semaines –
19
Bienvenu – добро пожаловать (фр.).
И мы ступили в Марокко.
– Видишь, пропустили, – заметила я, улыбаясь во весь рот. – Чего ты так нервничал?
– По глупости, по глупости.
Но, когда мы направились к месту выдачи багажа, я услышала, как он пробормотал себе под нос:
– Идиот.
Глава 4
Июль в Северной Африке. Иссушенный раскаленный воздух пропитан зноем, пылью и выхлопными газами. Именно это – смрад бензина, плавающий в горячем неподвижном кислороде, – ударило мне в нос, едва мы покинули здание аэровокзала. С небесной выси на землю насылало палящие лучи утреннее солнце. И хотя Касабланка находится на побережье Атлантики, это не имело значения. Когда мы вышли на улицу из прохлады зала прилета, ощущение было такое, будто я шагнула в доменную печь.
– Угодили в самый ад, – заметил Пол, пока на автобусной остановке, где скопилась толпа народу, мы ждали автобус, идущий в центр города.
– Ты ведь когда-то жил здесь в июле, так? – напомнила я.
– В Эс-Сувейре будет прохладнее.
– Туда мы приедем через несколько дней. А в нашем отеле в Касабланке наверняка есть кондиционер.
– Не обольщайся. Это Северная Африка. Дешевизна предполагает определенный дискомфорт.
– Тогда найдем отель с кондиционерами.
– Или сразу поменяем наши планы.
– Что?
– Я сейчас.
С этими словами Пол исчез в толпе. Я хотела последовать за ним, но рядом стоял наш багаж – четыре объемных чемодана с нашей одеждой на месяц и принадлежностями для рисования моего мужа, а также двенадцатью книгами, которые, как мне представлялось, я буду читать, созерцая водную ширь Атлантического океана. Оставить без присмотра чемоданы и броситься вслед за мужем – это все равно что преподнести подарок ворам и навлечь на нас неприятности с первых минут нашего приключения, которое и без того уже казалось сомнительным. Поэтому я просто окликнула Пола, но мой голос потонул в гвалте собравшихся на остановке: женщин с закрытыми лицами, мужчин разных возрастов в несуразных костюмах, парочки туристов с рюкзаками, двух на вид по-отечески добродушных стариков в развевающихся одеждах и трех черных африканцев с дешевыми парусиновыми сумками, в которых, вероятно, лежал их нехитрый скарб. Мне сразу подумалось, что африканцы, возможно, приехали сюда в поисках работы; судя по замешательству на их лицах, они чувствовали себя такими же потерянными, как и я сама.
Автобусы, в основном очень старые, подъезжали и уезжали. Выпуская клубы ядовитого дыма, они увозили пассажиров по разным направлениям. Я всматривалась в даль, но мужа нигде не видела. Прошло десять, пятнадцать минут. Боже, неужели он и впрямь решил сразу улететь домой? Наверняка сейчас стоит у кассы в аэровокзале и расплачивается кредитной картой, покупая для нас обратные билеты.
Но потом на многолюдной сцене уличного театра появился высокий мужчина. Пол. Он шел ко мне в сопровождении тщедушного человечка, чей полуобритый череп обтягивала вязаная шапочка. Сжимая в почерневших зубах
– Th'e `a la menthe, – объяснил Пол. – Le whisky marocain.
Мятный чай. Марокканское виски. Улыбаясь, мужчина протянул мне поднос с двумя стаканами. Я взяла один, Пол – второй.
– Прости, что убежал, – извинился он, чокнувшись со мной.
Наклонившись, Пол поцеловал меня в губы. Я не сопротивлялась и не высвободила руку, когда он взял ее в свою ладонь. Потом я сделала первый глоток le whisky marocain. Ощутимый вкус мяты разбавляла сахаристая сладость. Я не люблю ничего очень сладкого, но этот чай мне понравился своей душистостью, к которой примешивался медовый аромат. Божественный напиток – особенно после ужасного перелета и ожидания на солнце.
– Одобряешь? – спросил Пол.
– Одобряю.
– Наш приятель одолжил мне мобильный телефон. Наши планы меняются.
– В какую сторону?
– Мы едем сразу в Эс-Сувейру. Через двадцать минут туда отправляется автобус.
– А как же Касабланка?
– Ты немного потеряешь, уж поверь мне.
– И все же это Касабланка, о которой ты нескончаемо твердишь мне с тех пор, как мы вместе.
– Касабланка подождет.
– Но до Эс-Сувейры отсюда… сколько?., четыре, пять часов езды?
– Да, примерно. Я только что уточнил… в отеле Касабланки кондиционера нет. И до трех часов они все равно нас не поселят – значит, почти пять часов придется торчать в кафе. Так мы за это время успеем доехать до Эс-Сувейры. Тем более что парень, продающий билеты, сказал, что в автобусе, который туда идет, кондиционер как раз таки есть.
– То есть то, что мы едем в Эс-Сувейру, это уже свершившийся факт? Ты все решил за нас обоих?
– Он сказал, что билеты почти распроданы. Не надо так остро реагировать, прошу тебя.
– Да я не остро реагирую. Просто…
Я отвернулась. Ночной перелет через Атлантику в сидячем положении, жара, духота, вонь лишили меня остатков сил. Еще один глоток мятного чая смягчил горло, в котором опять пересохло.
– Ладно, – раздраженно буркнула я. – Пусть будет Эс-Сувейра.
Двадцать минут спустя мы уже сидели в автобусе, следовавшем на юг. Салон был набит битком, но Пол сунул парню, который проверял билеты, десять дирхамов одной купюрой, и тот нашел нам места на самом последнем сиденье. Кондиционера не было.
– Ca se d'eclenchera une fois le bus aura d'emarr'e, – ответил парень, когда Пол спросил у него – на вполне приличном французском, – разгонит ли прохладный воздух удушающую жару. Начнет дуть, когда поедем. Но когда автобус тронулся, из вентиляционных отверстий арктическим холодом не повеяло. Автобус был не очень старый, но и не новый. И до отказа набит людьми и вещами. Напротив нас сидели две женщины в паранджах и девочка, у которой все руки были искусно расписаны знаками и символами. Рядом раскачивался взад-вперед на своем узком сиденье жилистый старик лет семидесяти пяти. В темных очках, он молился почти беззвучно, сосредоточенно взывая к силам более могучим, чем этот духовой шкаф. Рядом с ним сидел молодой парень – с желтушной кожей, с пушком на лице и неприступным взглядом «не зли меня», – слушавший арабскую поп-музыку, сочившуюся в салон из его огромных наушников. Он подпевал исполнителям, и его громкое фальшивое гудение сопровождало нас всю дорогу на юг.