Жар предательства
Шрифт:
Но тут внезапно наш сосед старик разразился на арабском гневной тирадой. Столь гневной, что взгляды всех пассажиров обратились на нас – двух иностранцев, стоявших в проходе. Тот же парень, что шикнул на нашего приятеля в наушниках, теперь что-то сказал старику, причем настолько хамское, что несколько человек поблизости – в том числе дородная женщина, полностью скрытая за паранджой, – стали что-то кричать этой наглой парочке. Те молчали и не думая освобождать места, отказываясь внимать доводам людей, полные решимости доиграть свой спектакль до некоего неприятного конца.
– Пойду за водителем, – сказал мне Пол.
Но водитель – изможденный, щуплый мужчина с запавшими глазами и тонкими усиками – уже сам направлялся к нам, и вид у него был недовольный.
Водитель оторопел. К его чести, он не набросился на негодяя с кулаками, не впал в ярость, что было бы вполне естественно. Со спокойным достоинством он достал из кармана носовой платок, вытер глаз, вернулся к выходу и пошел в здание автостанции.
Парень в наушниках встал. Тронув меня за плечо, он кивком предложил мне занять его место.
– Ce n'est pas necessaire [22] , – отказалась я, опробуя свой французский.
– J'insiste [23] , – настаивал он.
22
Ce n'est pas necessaire. – В этом нет необходимости (фр.).
23
J'insiste. – Я настаиваю (фр.).
Его сосед – на вид бизнесмен сорока с чем-то лет, уравновешенный, в очках и светло-синем костюме в полоску, – тоже поднялся со своего места.
– J'insiste.
Пол, поблагодарив их, бережно препроводил меня к месту у окна, а сам устроился рядом, позаботившись о том, чтобы я находилась подальше от прохода, если вдруг начнется заварушка.
– Ты как? – шепотом спросил он, когда я взяла его за руку.
– Из-за чего весь сыр-бор?
– Мачо из себя строят. Показывают, что они способны противостоять иностранке с Запада.
– Но я же слова им не сказала.
– Это неважно. Они идиоты. К счастью, все остальные тоже так думают.
В этот момент в автобус поднялись двое полицейских, они тоже изнывали от жары, как и все мы. За ними по пятам шел водитель. Увидев, что мы теперь сидим, он что-то быстро объяснил полицейским на арабском. Один из них повернулся и в буквальном смысле отсалютовал нам. Старик, сердито тыча пальцем в хулиганов, с негодованием рассказал о том, как они оскорбили водителя. Второй полицейский схватил за рубашку того, что был понаглее, содрал очки с его лица, бросил их на пол и растоптал. Вместе с очками исчез и его имидж гангстера. Остался желтушный подросток. Другой полицейский сделал то же самое с его товарищем. Только на лице того, когда с него сдернули очки, читался откровенный страх.
В мгновение ока хулиганов выдворили из автобуса. Едва они вышли в переднюю дверь, водитель сел за руль, завел двигатель, стремясь поскорее уехать от всего происшедшего. Мы с Полом встали, предлагая бизнесмену и парню в наушниках вернуться на свои прежние места, но те настояли, чтобы мы остались, где сидели. Я посмотрела в окно и тут же пожалела об этом. Более крепкий из хулиганов попытался
– Это все теперь в прошлом, – произнес он.
Наш автобус мчался в будущее.
Глава 5
Кошка, казалось, не могла понять: что я здесь делаю? Грязная кошка, облезлая, уставшая от жизни. Уличная кошка, не имеющая хозяев, в доме которых она могла бы укрыться. И сегодня вечером – по причинам, известным только ей одной, – она висела на стене. Висела, вонзившись когтями в штукатурку, как приклеенная, строго параллельно стене. Своей жуткой застывшей позой она походила на призрак. Мне она напомнила изображения, которые я видела однажды, – изображения диких зверей, застигнутых потоком вулканической лавы и окаменевших в ней; их последние шаги в качестве живых существ навсегда запечатлелись во времени. Я, наверно, целую минуту смотрела на кошку и на то место, в котором она оказалась. Как ей удавалось удерживаться в столь нелепом невероятном положении? И что заставило ее – страх, дурное предчувствие? – искать убежища на этой обсыпающейся беленой каменной стене в лабиринте темных улочек обнесенного крепостной стеной города?
Что она здесь делает?
И что я делаю в этом темном переулке посреди ночи?
А часов пятнадцать назад…
Автобус высадил нас на конечной остановке – на автовокзале Эс-Сувейры – вскоре после полудня. Пошатываясь, мы вывались из моторизованной парилки. Парень в наушниках – все еще напевавший дурацкую мелодию (неужели это единственная песня в его айподе?) – с усмешкой махнул нам на прощание. Водитель автобуса, затягиваясь сигаретой – было видно, что он давно мечтал покурить, – тоже попрощался с нами – кивком. Мы взяли свой багаж, отмахнувшись от нескольких зазывал, навязывавших нам дешевое жилье.
– Комната нужна? Очень чистая… недорого.
– Nous avons d'ej`a une chamber [24] , – ответил Пол, направляя меня к вытянувшейся поблизости веренице разбитых такси.
– Моя комната лучше… пойдемте со мной. Я покажу вам все в Эс-Сувейре…
Пол взмахом руки отослал его прочь. А мне пришлось обойти стороной нескольких женщин, протягивавших тканые рубашки, цветастые платки и дешевые бусы. Послеполуденное солнце по-прежнему палило нещадно. На залитой бетоном привокзальной площади не продохнуть было от выхлопных газов и пыли. Я вытащила из сумки смятую панаму с полями, надела ее и натянула на глаза. Пока мы шли к такси, за нами следовала толпа уличных торговцев, во что бы то ни стало пытавшихся всучить свой товар. Отказа они не принимали.
24
Nous avons d'ej`a une chamber. – У нас уже есть комната (фр.).
– Просто иди – не отвечай, не смотри на них, – посоветовал Пол. – Они назойливые, но безобидные.
Мы приблизились к одному из такси. Это был кремовый «пежо», который как будто поучаствовал в гонке на выживание. За рулем сидел мужчина, до того утомленный, словно он не спал с 2010 года. Таксист что-то кричал, держа у уха мобильный телефон. Пол подошел к нему и сказал название нашего отеля.
– Двести дирхамов, – ответил таксист по-английски, хотя Пол обратился к нему на французском.