Жар-птица. Свирель славянина

Бальмонт Константин Дмитриевич

Небо, носящее имя Сварога, Звезды раскинулись к краю от краю, Сердце, как радостно чувствовать Бога, Сердце, ты мысль не обманешь, я знаю.

РУЕВИТ

У Руевита семь мечей Висит, в запас, в ножнах. У Руевита семь мечей, Восьмой в его руках. У Руевита семь есть лиц, Что зримы над землей. А для богов, певцов, и птиц Еще есть лик восьмой. У Руевита семь есть дней, Чтоб праздновать расцвет. А день восьмой есть день огней, Есть день резни и бед. У

Руевита семь ночей Для игрищ и любви. У Руевита семь мечей, Чтоб их омыть в крови.

ЯРИЛО

В венке из весенних цветов, Цветов полевых, Овеян вещаньями прошлых веков, В одеждах волнистых, красиво-живых, На белом коне, Тропою своей, Я еду, Ярило, среди Белорусских полей, И звездные росы сияют на мне, Погаснут, и снова зажгутся светлей, Под рокот громов, В венке из весенник цветов, Цветов полевых. По селам, за мной, хороводами, девы, «Ярило», поют, «озари нам напевы», Яриле слагают свой стих, Играют мне песни, на игрищах пляшут, Сердца расцветают в миг пляски мирской, Там где-то работают, где-то там пашут, А игрища — в уровень с белой сохой. Горсть желтых колосьев, колосья ржаные, Я левой рукою держу, И маки горят, васильки голубые Роняю я в рожь, расцвечаю межу. По селам, в их избах, и тесных, и узких, В полях беспредельных, по имени — Русских, Являюсь я взору, и грезы во сне, Я между живых — как дающий забвенье, Для них — я виденье На белом коне, Миг страсти, бог счастья, бог отдыхов пленных, И вновь пробуждений и игрищ живых, В венке из весенних цветов, не надменных, Но вечно желанных цветов полевых.

БОГИНЯ-ГРОМОВНИЦА

Девица волшебная, богиня-Громовница, Моя полюбовница Лежала в гробу. И ветры весенние плакали жалостно, И с воплями, яростно, Играли на флейтах, и дули в трубу. Покойница юная — о, с косами русыми, И с рдяными бусами На шее своей — Белела застылая, словно дремотная Купава болотная, Что еле раскрылась среди камышей. Девица волшебная, богиня-Громовница, Душа-полюбовница, Ты крепко ли спишь? Ужели ты вновь не исполнишься силою Пред богом Ярилою, Не вспрянешь со смехом, разрушивши тишь? Проснулась, проснулась ты! Я молньями рдяными Взмахнул над туманами, О, слава мечу! Какая ты светлая с этими маками, Ты мчишься над мраками, Ворчат твои громы, рычат они. Чу!

РАДУГА

Радуга — лук, Из которого Индра пускает свои громоносные стрелы. Кто в мире единый разведает звук, Тот услышит и все семизвучье, раздвинет душой звуковые пределы, Он войдет в восьмизвучье, и вступит в цветистость, где есть фиолетовый полюс и белый, Он услышит всезвучность напевов, рыданий, восторгов, молений, и мук.Радуга — огненный лук, Это — оружье Перуна, Бога, который весь мир оживляет стрелой, Гулко поющей над майской, проснувшейся, жадной Землей, Лук огневого Перуна, Бога, в котором желание жизни, желание юности вечно и юно. Радуга — мост, что в выси изогнулся дугой, Мост, что в разбеге, над бурею влажной и жаркой, Свежей при молниях, выгнулся праздничной аркой, Словно павлин, Исполин, В радости яркой, Вдруг распустил в Небесах расцвеченный свой хвост, Словно Жар-Птица над миром раскрыла кометный свой хвост, В радости яркой От свежей игры самоцветных дождей Радуга — мост, Радуга — Змей, Пояс цветной из играющих звезд, Царский убор из небесных лучей, Божий престол, Божий алтарь для возженья неузнанных дней, Праздник весеннего Агни над мирностью пашен и сел, Радуга — звук, Претворившийся в свет, Радуга — Ветхий Завет, В Новом несозданном Храме живущий как знак избавленья от временных мук, Слово, в котором несчетность значений, число, для которого имени нет, Радуга — звук, Воплотившийся в пламенный цвет.

СТРИБОГОВЫ ВНУКИ

Ветры, Стрибоговы внуки, Проносясь по безмерным степям, Разметали захватисто, цепкие, меж трав шелестящие, Кому-то грозящие, Бледные руки, Стонут, хохочут, свистят шелестят, шепчут соблазны Громам. Где же вы, громы? Судьбы нам разны. Уде вы там громы? Вам незнакомы Вольные шири степей. Слава идет, что вы будто гремите, — Где уж вам! Спите! Это лишь ветры, лишь мы шелестим, убегая по воле скорей и скорей. Степь пробежим мы, всю степь мы измерим, С хохотом, топотом, вторгнемся в лес, Сосны разметаны, травы все спутаны. Что ж, не хотите спуститься с Небес? Где уж вам! Что уж вам! Мы только носимся, В Небо влетим, никого там не спросимся, Рухнем на Море, поднимем волну, Свиснем, — в другую страну. В ночь колдовскую загадкой глядим, Снег поднимаем, и носимся с ним. Пляшем под крышей с соломой сухой, В душу бросаем и хохот и вой. Нежною флейтою душу пьяним, Бешеной кошкою вдруг завизжим. Ведьмы смеются, услышавши нас, Знают, что вот он, отгадчивый час. Вмиг мы приносимся, вмиг мы уносимся, Входим где нужно, не молим, не просимся. Снова по прихоти мчимся своей, Эй вы, просторы степей, Ветры мы, ветры, Стрибоговы внуки, Дайте нам петь и плясать веселей, Мы ведь не серою тучей влекомы, Нет, Мы ведь не громы, Наши все земли и наш небосвод, Мраки и свет, Прямо летим мы — и вдруг поворот, Мы ведь не громы. Небо? Да мы не считаемся с ним, Если чего мы хотим, так хотим!  Вдруг в Небесах разорвались хоромы, Башнями, храмами взнесшихся, туч, Это за громы обижен, гремуч, В беге блистателен, В гневе певуч, В красках цветист, в торжестве обаятелен, Молнией дымный чертог свой порвав С тьмой, с тучевыми его водоемами, Молнии бросив на землю изломами, Ярый Перун, не сдержавши свой нрав, Выпустил гневности: «Вот вам дорога, Громы, задели вас внуки Стрибога, Вот же им факелы трав! Малые, юные, дерзкие, злые, Ветры степные, Есть и небесным услада забав! Мы не впервые Рушим созданья небесных зыбей. Люб ли пожар вам, гореньс степей? Любы ли вам громогудные звуки? Громы гремят!» Но Стрибоговы внуки, Выманив тайну, вметнув ее в быль, Рдяный качая горящий ковыль, С свистом, с шипеньем, змеиным, хохочущим, Струйно-рокочущим, Дальше уносятся, дальше уносятся, следом клубится лишь пыль.

СТИХ О ВЕЛИЧЕСТВЕ СОЛНЦА

Величество Солнца великие поприща в Небесах пробегает легко, Но малым нам кажется, ибо в далекости от Земли отстоит высоко. Одежда у Солнца с короною — царские, много тысяч есть Ангелов с ним, По вся дни хождаху с ним, егда же зайдет оно, есть и отдых одеждам златым. Те Ангелы Божий с него совлекают их, на Господен кладут их престол, И на ночь три Ангела у Солнца останутся, чтоб в чертог его — враг не вошел. И только что к Западу сойдет оно, красное, это час есть для огненных птиц, Нарицаемых финиксы и ксалавы горючие, упадают, летучие, ниц. Пред Солнцем летят они, и блестящие крылья в океянской макают воде, И кропят ими Солнце, да жаром пылающим не спалит поднебесность нигде. И егда от огня обгорает их перие, в океан упадают они, В океане купаются, и в воде обновляются, снова светлы на новые дни.