Жар сумрачной стали. Злобные чугунные небеса
Шрифт:
– Он тебе нравится? Забирай. Это мой свадебный подарок.
Аликс прыснула.
Похоже, задатки комика у меня все же есть. Знать бы только, что ее развеселило…
– Извините, – сказала Аликс. – Я просто представила, как попугай комментирует первую брачную ночь.
Да, я бы не отказался послушать. Правда, с них станется сунуть бедную птичку в мешок и вывесить за окошко.
Никс даже не улыбнулась.
Выглядела она как человек, понятия не имеющий о том, что ждет его впереди.
Увы, лапушка, могу только посочувствовать. Мне ли не знать
«Она замечательная актриса, Гаррет. Притворяется перед другими и, кажется, способна одурачить саму себя. Всякий раз, изучая ее, я подмечаю что-то новенькое. Приходится сосредоточиваться сверх обычного».
– Любопытно.
«Прибереги свое любопытство для мисс Тейт».
– Как скажешь, приятель.
«На твоем месте я бы угомонился. Ситуация и без того крайне запутанная, не стоит усугублять ее выяснением отношений с любвеобильными женщинами».
Да, мой партнер порою подпадал под женские чары, но в целом относился к прекрасному полу весьма недружелюбно.
У Тинни был такой вид, будто она грезит наяву, что означало – она беседует с Покойником. Логхир запросто может вести пару-тройку разговоров одновременно – ведь у него не один мозг, а несколько.
– Может, все дело в лавке? – спросил я у Аликс. – Сама понимаешь, торговля…
– Сторонников «Зова» можно встретить где угодно.
– Это вряд ли. Ни в городе гоблинов, ни в Карлик-Форте, ни в эльфийской обители ты их не сыщешь. И что-то я не припомню, чтобы крысюки или пикси расхаживали по улицам под знаменами доблестного Маренго.
– Их просто не приглашали.
Такая симпатичная – а сколько в головке всякой дури! Неудивительно, что самозваные борцы за права человека нынче в таком почете.
Снаружи вдруг донеслись такие звуки, словно кто-то принялся яростно отстаивать те самые права прямо у меня под окнами. По правде сказать, у нас в окрестностях вечно что-то выясняют.
– Аликс, где парни, которых вы привели с собой?
Жизнь полна несправедливостей: и почему только симпатичных девушек всюду сопровождают громилы чуть смазливее обезьяны?
– Им велели перекусить, а потом вернуться сюда и дожидаться снаружи.
– Отлично. Что-то мне не нравятся те вопли.
Я посмотрел на Покойника. Он ничуть не заинтересовался происходящим. Значит, волноваться нечего.
– Мы можем остаться, пока шум не утихнет, – предложила Аликс.
– Я этого не вынесу. Растаю, как масло на сковородке. Видишь, руки уже плавятся.
«Гаррет!»
– Гаррет!
– Тинни, любовь моя! Маслице мое кипящее! Ты наконец-то очнулась?
Тинни поглядела на Аликс и дернула плечиком. И в самом деле: как ей меня приручить, если даже собственные подруги флиртуют с ее кавалером?
Точнее, одна подруга. Никс не сводила взгляда с Попки-Дурака.
Но только я успел обрадоваться, как она мне подмигнула.
Помогите!
И почему женщинам так нравится доводить мужчин до состояния бекона, забытого на раскаленной сковороде?
6
Дамы изволили удалиться. Отправились они не на пивоварню, как можно было ожидать, а домой к Тинни. Надо сказать, ее дом подозрительно смахивал на маленькую крепость. В недавние смутные годы эта крепость сослужила Тейтам неплохую службу – за ее стенами они чувствовали себя в полной безопасности и безнаказанно творили свои разбойные делишки, поэтому перемирие семейство Тейт восприняло как кровную обиду.
Всякая война, буде она чересчур затягивается, становится источником неприятностей. Мало-помалу она превращается в смысл жизни – и не только для солдат на поле брани, но и для тех, кто прозябает в тылу, среди домашнего уюта. Пускай пора сражений миновала – если не считать мелких стычек с недобитыми партизанами Слави Дуралейника, – нынче в Танфер возвращаются демобилизованные. Они каждый день сходят десятками и сотнями с кораблей, и еще неизвестно, что хуже – когда молодых мужчин в городе можно пересчитать по пальцам или когда их что ни день прибавляется в числе. Рабочие места, опустевшие с уходом этих мужчин на войну, были, как теперь принято выражаться в узких кругах, заняты нелюдью. И солдаты, спешившие домой, открывали для себя малоприятную истину: спешить-то было некуда…
Но я отвлекся. Итак, сногсшибательная троица удалилась. Я вернулся в комнату Покойника и уселся наконец в свое кресло, еще хранившее тепло женского тела. В воздухе витал легкий аромат духов.
– И что опять затеял твой Дуралейник? – спросил я без предисловий.
Много лет назад Дуралейник ввязался в войну как наемник на службе венагетов. Несмотря на многочисленные победы, он не сумел добиться того, чтобы его признали своим: обращались с ним пренебрежительно, путь в высшие слои общества, в правящую клику колдунов, был ему заказан. И тогда он, пылая праведным гневом, переметнулся к противнику и следующий десяток лет отнимал покой и сон у тех, кто посмел уязвить его гордость.
Впрочем, карентийские правители обращались с ним немногим лучше. Нет, платили ему вовремя, зато почестей не оказывали вовсе, каких бы успехов он ни добивался. И потому Дуралейник дезертировал вновь. Он объявил Кантард республикой, не подвластной ни Каренте, ни венагетам, собрал под свои знамена всех, кого прельщала этакая свобода, и принялся воевать на две стороны.
Но судьба в очередной раз оказалась к нему несправедлива. Карента усилила натиск, венагеты не устояли и бежали с позором. Карентийские отряды начали истреблять республиканцев.
Обитатели Кантарда спешно переселялись в Каренту. Более всего их почему-то притягивал Танфер, в котором и без того уже было неспокойно. И ладно бы только простые партизаны! Расследуя прошлое дело, я наткнулся на некие факты, из которых явствовало, что и сам Дуралейник околачивается в нашем милом городке.
Покойник ответил – по обыкновению, брюзгливо.
«Вполне вероятно, что он возбуждает недовольство, уповая на свою былую популярность у простого народа».
– А ты, похоже, разочарован.