Жар твоих объятий (Отвергнутая)
Шрифт:
Направляясь к оранжерее, Филаделфия в уме перебирала свой гардероб. У нее были: дорожное платье, два повседневных, бальное платье, которое она уже надевала в театр, белое льняное платье для визитов и платье для приемов из зеленого шелка, купленное как раз перед смертью отца, — единственная вещь, которую ей удалось утаить от кредиторов.
От воспоминаний ее сердце болезненно забилось. Она слишком поздно поняла, что могла бы припрятать от бессовестных людей еще немало разных вещей, если бы в тот миг способна была что-либо соображать. Больше всего она жалела, что не сохранила жемчужное ожерелье, предназначавшееся
Филаделфия встряхнула головой, отгоняя боль, которая неотступно преследовала ее, и посмотрела на конверты в руке. Это были приглашения на обеды и приемы. Черное бальное платье можно будет надеть еще раз. Шелковое зеленое послужит дважды: первый раз для обеда, второй, если добавить к нему кружевную юбку, для званого вечера. Для других случаев нарядов у нее не было. Где выход из создавшегося положения?
Погруженная в мысли, она не заметила, что оранжерея занята. На кованой скамейке, стоявшей под папоротником, подперев кулаком подбородок, сидел Акбар. «О чем он так крепко задумался? « — пронеслось в голове у Филаделфии. Когда такое настроение посещало его, он был скрытен, как агент, и переменчив, как апрельское небо. В те редкие моменты, когда он полагал, что рядом никого нет, он пребывал в глубокой меланхолии, что не вязалось с его живым и энергичным характером. Он был для нее загадкой.
Эдуардо одолевали беспокойные думы. Уже не первое утро он проводил в полном бездействии, пока Филаделфия наслаждалась обществом миссис Ормстед и ее племянника, но сегодня ему было особенно тяжело, так как тревожные новости не давали ему покоя.
Он знал, что Тайрон обязательно пришлет ему письмо, но не ожидал получить его так скоро. Письмо Тайрона пришло на его имя в гостиницу, где он обычно останавливался, когда приезжал в Нью-Йорк. Это был один из способов, выработанных годами, чтобы поддерживать связь друг с другом во время их путешествий. Точно такие же письма ждали его в Сан-Франциско, Чикаго, Бостоне, Лондоне и Сан-Паулу. Письмо было короткими по существу. Тайрон хотел, чтобы он вернулся в Новый Орлеан, однако не писал зачем. Можно было сделать только один вывод: там что-то случилось.
Тайрон никогда не беспокоил его, за исключением случаев, связанных с местью. Но это было крайностью. Если Тайрон беспокоит его по другой причине, значит он доведен до отчаяния. «Похоже, сам дьявол наступает тебе на пятки, друг», — тихо сказал себе Эдуардо. Надо действовать безотлагательно, так как крайне важно, чтобы Тайрон не узнал о существовании Филаделфии.
Почувствовав чье-то присутствие, Эдуардо резко вскинул голову и увидел стоявшую в дверях Филаделфию. Он быстро вскочил:
— Мэм-саиб чего-нибудь желает?
— Да. Мне нужен ваш совет. — Qna подошла к нему и протянула приглашения.
Встревоженный выражением ее лица, он даже не взглянул на конверты.
— Что огорчило мэм-саиб?
— Приглашения, которые миссис Ормстед собирается принять от моего имени.
— И это все? — Мрачное выражение исчезло с его лица, и он перешел с английского на французский: — Но это
— Вы упустили одно существеннее обстоятельство, — тоже по-французски заметила Филаделфия. — Мой гардероб достаточно ограничен.
Он пожал плечами.
— Вы здесь для того, чтобы привлечь к бриллиантам потенциальных покупателей. Придумайте что-нибудь.
Его озабоченность ценой драгоценностей только раздражала ее.
— Неужели деньги так важны для вас?
— А разве не из-за них вы согласились сопровождать меня в Нью-Йорк? — удивился он. — Деньги никогда не были моей целью.
Какое-то время он просто смотрел на нее, подмечая все, даже самые незначительные детали: бархатистую кожу, розоватые веки, оттенявшие чистоту золотистых глаз, тени, которые ее подкрашенные ресницы отбрасывали на щеки. Она была молодой и невозможно хорошенькой. Беспричинная ревность охватила его.
— Какую же цель вы преследуете, мэм-саиб? Может, это мужчина?
Поначалу Филаделфия растерялась, не понимая, кого он имеет в виду.
— Вы намекаете на Генри Уортона?
— Уже Генри, — с раздражением заметил Эдуардо. — Значит, ваши отношения продвинулись?
— Какие отношения? — Удивленное выражение се лица быстро сменилось веселым. — Неужели вы серьезно полагаете, что Ген… мистер Уортон меня интересует?
— Полагаю. Даже дураку это ясно. — Филаделфии хотелось смеяться, видя его ревность.
— Зачем вы сказали ему, что де Ронсары благородных кровей?
Он снова пожал плечами.
— Не понимаю, для чего вы поощряете его страстную влюбленность в вас. Вам с ним скоро станет скучно.
— Это звучит как оскорбление. Откуда вам знать, каких мужчин я предпочитаю? Я не нахожу Генри скучным.
Она намеренно назвала молодого человека по имени, но он не попался на эту удочку.
— Тогда вы, возможно, объясните мне, что вас привлекает в этом Генри?
— И не собираюсь. Это не ваше дело.
— Вы не хотите, потому что вам нечего сказать, — торжественно заявил он. — Он не может заинтересовать вас.
Филаделфии не поправилось, что он вмешивается в ее личные дела, несмотря на то что высказал правду. Генри действительно не представлял для нее серьезного интереса, но этот взрыв ревности со стороны человека, которого она считала своим другом, обидел ее.
— Миссис Ормстед одобряет наши отношения. Она говорит, что Генри — ее любимый родственник.
— Она также говорит, что в детстве он упал и ушибся головкой, — с удовольствием заметил Эдуардо. — Вам нравится его детская непосредственность?
— Я отказываюсь говорить о нем в таком духе. Мы с вами всего лишь деловые партнеры.
— Я легко могу перевести наши отношения в личные, — тихо сказал он по-португальски, а по-французски продолжил: — Хорошо, мадемуазель. Ваше желание для меня закон. Мне придется покинуть вас на несколько дней. У вас будет время продолжить его покорение, если вы этого действительно желаете.
— Вы уезжаете? — спросила она, игнорируя его остальные слова. — И куда же вы собрались?
Тревога, прозвучавшая в ее голосе, была бальзамом для его души.