Жара (Отель «Ambassador»)

Степанычев Виктор

– Здравствуй, Иван! – Веклемишев пожал руку майору. – Димитр точно находился в «уазике»?

– Точнее быть не может, – мрачно сказал Тамбовцев, осматривая разваленную взрывом машину. – Как раз на заднем сиденье, куда граната угодила…

– Во! Явление Христа народу, – неожиданно радостно сказал Митяй. – Жив наш капитан! Только где ж его так валяли? Еще грязнее меня…

Слева из темноты появился Стоянов, поддерживаемый Данилой-мастером. Он шел, сильно хромая, морщась при каждом шаге.

– Димитр, ты как от гранаты убежал? – удивленно

спросил Тамбовцев. – Мы по тебе уже панихидку справлять наладились, а ты – живее всех живых, как вождь мирового пролетариата. Что со здоровьем? Почему хромаем?

– Рано вы меня хоронить собрались, – махнул рукой Стоянов. – Не доставлю я вам этого удовольствия. Как слева вспышка от пуска гранаты полыхнула, я сразу – нырком из машины. Было у меня нехорошее предчувствие, вот я дверь открытой и держал. Ушел в кювет, а тут взрывом меня еще дальше по склону отбросило. Так что по состоянию на сей момент я жив и здоров, чего и вам желаю. Только ногу малость потянул, да голова кружится.

– У всех было предчувствие, – угрюмо сказал Тамбовцев и кивнул в сторону лежащих тел пограничников, – да только ты один дверь открытой держал.

– Жалко ребят, – скорбно сказал Стоянов. – Эх, жисть наша жестянка, судьба поганка… Гриша! – обратился он к подошедшему Абашидзе. – Твоих накрыло.

– Вижу, – срывающимся голосом сказал Григол. – Игорь Иванович начальником оперативного отдела у нас в отряде… был. Толковый мужик! Двое детей у него остались… две девочки. И Эдик, водитель, только три месяца, как контракт подписал…

– Зови, Гриша, своих бойцов, – перебил его Тамбовцев. – Пусть перенесут подполковника и сержанта в «Урал». Двигаться надо, скорбеть потом будем. На заставе, передают по связи, сильно жареным пахнет. С минуты на минуту ждут нападения. А вот и охотник Дрозд с добычей! Доброго каплуна взял!

Боец в «лохматке» – бесформенном камуфляжном, пышно ушитом ленточками костюме разведчика, появился из темноты, волоча за собой стонущего человека.

– Гранатометчик, раненый, – коротко доложил Дрозд, небрежно уложив задержанного боевика у ног офицеров. – Из «мухи» стрелял. Второй, что с ним был, Двухсотый.

– Ай, как мне больно! Перевяжите меня, иначе я умру, – неожиданно истерически завопил пленник.

– Тебе, сволочь, больно? – искренне удивился Тамбовцев.

Он нагнулся, ухватил боевика за волосы и с силой развернул его голову лицом к лежащим на дороге трупам.

– А им уже не больно! – проорал ему в ухо майор. – Больно их детям, женам и матерям. А что такое боль, ты, блевотина, еще узнаешь!

– Вы не имеете права! – плачущим голосом заверещал боевик. – Согласно Женевской конвенции…

– Заткнись, сучонок! – рявкнул на него майор. – И грамотного из себя не строй. Только вякни, гнида лагерная, что ты военнопленный, я тебя своими руками придушу.

– Перевяжите меня, – снова завел пластинку боевик. – Как мне больно! Ой, больно!..

– Стоян, ты как? – обратился к капитану Тамбовцев.

– Да вроде

ничего, – пожал плечами Димитр. – Руки-ноги целы, а голове что сделается – сплошная кость. Готов к труду и обороне…

– Тогда займись этим ублюдком, поспрашивай в темпе. Возьми в помощь Митяя. Судя по одежке и внешнему виду, он не с гор пришел, а местный джигит. Думаю, ничего особенно интересного от него мы не услышим, но нам любые сведения в строку.

– Все понял, – кивнул Стоянов и деловито уточнил: – А по окончании беседы куда его? С собой потащим?

– Если окажется сверхценным информатором, в чем я сильно сомневаюсь, может, и потащим. А нет, отдашь его Грише, – Тамбовцев кивнул в сторону Григола, распоряжавшегося переносом тел убитых в «Урал». – Это их кровь…

– Митяй! Тащи этого за БТР, – скомандовал Стоянов, кивая на стонущего боевика. – Он, проказник, на ушко нам что-то хочет пошептать.

Вадим не вмешивался в разговор Тамбовцева с подчиненным и не пытался корректировать его приказания. Он прекрасно понимал, что судьба пленника предрешена. На войне, как на войне! И на чьей стороне правда и милосердие, кто прав, кто виноват, еще будут долго спорить и так и не смогут найти ответа. Потому что его нет и быть не может.

Веклемишев сделал вид, что не понял, о чем идет речь, и просто отвернулся к дотлевающим останкам «УАЗа», которые спецназовцы-пограничники растаскивали в стороны, освобождая дорогу для проезда бронетранспортера. Из темноты из-за БТРа неслись сдавленные стоны и быстрая, плохо различимая речь. Похоже, «водопад» полился. Специальным курсом в учебной программе Отдела шла методика проведения допросов, в том числе – ускоренных, в полевых условиях. Видимо, Стоянов и Митяй имели хорошие оценки по данному разделу обучения. Не прошло и пяти минут, как они вышли на свет фар. Прапорщик бережно укладывал свой знаменитый крис в ножны.

– «Чех» из местных, амнистированный участник незаконных формирований. Даже паспорт при себе имеет, – доложил Стоянов. – Сказал, что сегодня с утра боевики всех мужчин в округе собирали, сколачивали в отряды. Его, как обученного специалиста, посадили у дороги с гранатометом. Клялся, что заставили, что не хотел…

– Да они все не хотели, – пробурчал Тамбовцев. – Только этот ублюдок не промахнулся, выстрел влепил точно в цель, и именно в «УАЗ», где, по расчетам, гость из Москвы должен был находиться. Что-нибудь еще доброе он сказал?

– Ничего толкового, – отрицательно качнул головой Стоянов.

– Ни имен боевиков, ни цели сегодняшней мобилизации не знает. Есть ли еще засады по пути следования, также не в курсе. Сказал только, что такого массового сбора раньше никогда не было и что команда поступила с той стороны Кавказа.

– Зато не массово они собираются в шайки и долбят наших чуть не каждую ночь, – зло бросил Митяй.

– Отставить эмоции, прапорщик, – строго сказал Тамбовцев и вопросительно глянул на Веклемишева. – По машинам? Есть по машинам!