Жара в Аномо
Шрифт:
Спустя три минуты Ойбор уже сидел на скамье, которую незадолго до этого покинул его помощник.
Еще через пятнадцать минут из-под высокой арки, предворявшей серебристый купол крытого бассейна, вместе с группой купальщиков вышел респектабельного вида мужчина с солидной сумкой для купальных принадлежностей.
С невеселой миной на лице он подошел к платной автостоянке, раздраженно сунул служителю жетон, сел в бежевый "плимут" и укатил, нисколько не интересуясь внимательно рассматривавшим его со скамьи в центре газона сержантом уголовной
Киматаре Ойбор продолжал смотреть в ту сторону, куда умчался автомобиль, даже тогда, когда к нему подошел пожилой европеец в черном костюме и, улыбаясь, сел рядом.
— Да, это он, — сказал пришедший, — очень расстроился.
— Все в порядке? — спросил Ойбор.
— Да, — сказал отставной инспектор, — если не считать, что бедняга, должно быть, на целые сутки запрется дома, и весь их независимый банк на сутки лишится почтенного главы. — С этими словами он положил на ладонь сержанта сложенный лист бумаги, который тот сразу же развернул и прочел всего одну строчку, коряво писанную от руки.
— Шесть тысяч двести восемьдесят девятый "Магда-Луиза", — вслух повторил прочитанное Киматаре Ойбор, поднося к листку пламя спички.
— Весьма банальный девиз, — смеясь, заметил бывший инспектор, — определенно имя любовницы.
— Или матери, — сказал Ойбор, — убийцы нередко сентиментальны.
— Нет, ты не меняешься, старина!
— А ты, сансей, молодеешь и молодеешь, — сказал Ойбор почти нежно. — Много пришлось потрудиться?
— Еще бы! Заставил меня пустить в ход всю тяжелую артиллерию. Каюсь, припугнул и недозволенными приемами, даже нёбо окаменело от страшных речей. А место какое выбрал для атаки! Оцени!
— Надеюсь, ты не слишком попрал закон в своем усердии.
— Не слишком, Кими.
— Он не станет трубить на всех перекрестках о превышении в действиях полиции? Есть у него основания?
— Нет, — заверил сержанта ослепительно улыбающийся "Человек в черном костюме". — Не думаю. Это не в его интересах. К тому же я уже не полиция и не рэкетир. Все было деликатно. В известной степени. — Он слегка склонил голову набок и развел руки, растопырив крепкие, узловатые пальцы. — Бог свидетель, все было деликатно, никакого криминала. Но он будет нем как рыба, это уж точно.
— Что же, неплохо.
— Ты мог бы с большей похвалой отозваться о старом товарище, сумевшем порадовать вас обоих, — с нарочитой назидательностью проворчал "Человек в черном костюме".
— Обоих?
— Конечно. Оправившись от шока, он должен, просто обязан возрадоваться своему невольному жесту на благо справедливости и правосудия в стране, которая, согласись, нисколько не ущемила его нейтральный бизнес.
— Пока не ущемила его сомнительно нейтральный бизнес, — поправил Ойбор.
— Согласен. Но главное — во мне обнаружились задатки перевоспитателя заблудших финансовых тузов. Ты ведь не станешь отрицать этого, великий сыщик, а? Молчишь? И это после того, как я, растрачивая талант и храбрость, добыл для тебя бумажку с таким чудесным женским именем и целым ворохом симпатичных цифр!
— Не знаю, как тебя благодарить.
— Пустое…
— Больше ничего не удалось вытянуть?
— Ты меня знаешь, только исчерпывающая информация. Деньги поступили сегодня утром. Ровно двадцать тысяч. И что любопытно — в фунтах.
— Он не дурак, все предусмотрено, — сказал Ойбор, — предусмотрено с самого начала. В сущности, тот единственный промах, на котором он позволил мне зацепиться, был случайным, вынужденным, наверно.
— Да, не следовало ему оставлять труп в будке, — уже серьезным тоном произнес отставной инспектор. — Но не будем об этом, не омрачай мне праздник победы над неподкупным хранителем тайны вклада.
— Просто не знаю, как и благодарить тебя.
— Я ухожу, будь здоров, Киматаре, всегда рассчитывай на помощь старого товарища. Сочтемся на небе. — И, уже отойдя на несколько шагов, вдруг обернулся и добавил: — Ты не прав, он все же дурак, если рискнул воспользоваться услугами этого идиотского банка.
21
Мертвые, серые, упругие пески чередовались с каменистыми гаммада, местами покрытыми лишайниковой манной. Блекло-коричневая масса колючедревья осталась далеко позади, за горизонтом, откуда тянулся вырытый гусеницами и полозьями рваный, глубокий след.
Обожженное, однообразное пространство оживляли только редкие наземные клубни дискореи с побегами, напоминающими скорее колючую проволоку, нежели живые ростки привычного для этих мест растения.
Пустыня хитра, безжизненный облик ее обманчив. Стоит пролиться дождю, и, как по мановению волшебной палочки, возникают бесчисленные эфемеры, некоторые из них, например нежные белые цветы ретамы, долго радуют глаз путника, утверждая неумирающую силу жизни.
В течение долгого, слишком долгого времени небо не обронило ни капли дождя в провинции Аномо. Пятьдесят градусов по Цельсию в тени.
Вышка доставлена. Для этого понадобились огромные усилия людей и техники, на это ушло без малого три дня, всего на несколько часов больше, чем предсказывал Борис Корин после своих расчетов.
Авторитет старшего бурильщика, уважение к нему стали еще более глубокими, поскольку, откровенно говоря, мало кто в душе верил, что удастся перетащить такую громадину даже за неделю.
Шли неизбежные после транспортировки буровой установки монтажные доработки. Необходимо было как можно скорее обустроить и лагерь на новом месте. Все без исключения трудились до седьмого пота.
Борис Корин и Ник Матье были среди тех, кто монтировал насосный блок. Работая, они переговаривались. Речь заходила о самых разных вещах, порой неожиданных даже для них самих.
Нельзя сказать, что темы разговора непосредственно касались их профессий, однако оба бурильщика таким образом как бы старались получше "прощупать" друг друга, познакомиться ближе, получить более полное представление о напарнике.