Жара
Шрифт:
Гарольд прекрасно знал об этом, но надеялся, что проскочит в общей сумятице, которая в те годы захлестнула страну. Не проскочил. Хотя и страны, которой Никитин давал присягу, уже не существовало, и носителем совсекретных сведений он не являлся, и подписку, а точнее — клятвенное обещание о неразглашении гостайны при увольнении Гарольд давал, правила оставались прежними и незыблемыми. Не прошло даже минимума — пяти лет, в течение которых действовало табу на выезд для людей, имевших хотя бы косвенное отношение к государственным секретам. Кого-то могли выпустить за рубеж через десять или двадцать лет, но были и такие носители тайн особой важности, которые были пожизненно невыездными.
Никитин по роду своей деятельности
Управление, где проходил службу Гарольд, расформировали, его бывшие начальники находились в том пресловутом резерве, то есть были не при делах. Единственным, к кому мог обратиться со своими проблемами Никитин, являлся Ветлугин, его однокашник по Высшей школе КГБ, с ним Гарольд не терял связи. Тот чудом не попал под сокращение и более того — продвинулся по службе, заняв генеральскую должность.
Вопрос с разрешением на выезд Никитина в ЮАР решился не слишком скоро, но все же решился. Более того, усилиями Ветлугина ли или вне его участия Гарольда отпустили из страны без каких-либо условий и обязательств. Вот только надеяться, что его списали, вычеркнули из резерва, не приходилось. Никитина об этом проинформировали, правда, сообщив, что он не включен в состав действующей в ЮАР резидентуры. Гарольд был рад подобному повороту событий.
Во-первых, он сомневался, что в ЮАР в то время вообще существовала какая-либо резидентура российских спецслужб, так как она ранее базировалась именно на сотрудниках ликвидированного торгпредства, в котором он служил. А во-вторых, в первой половине девяностых у ФСК, преемника КГБ, интерес к Южно-Африканской Республике был примерно такой же, как у зайца к Интернету.
В начале девяносто четвертого года Никитин продал квартиру в Мневниках. Немного денег и доверенность на получение своей пенсии он оставил матери, жившей в Коломне. Основная же сумма, вырученная за квартиру, ушла на авиабилеты до Йоханнесбурга.
Второе пришествие Никитина в ЮАР триумфальным назвать было трудно. Он прибыл в Йоханнесбург практически без денег и реальных перспектив будущей жизни. Но Херрит ван Дюрхем сдержал слово, предоставив Гарольду на первое время жилье и работу в своей фирме, производящей оборудование для горных работ.
Через шесть лет Никитин уже был не просто наемным рабочим на предприятии друга, а являлся его полноправным компаньоном. И данный статус, как и довольно солидный капитал, он заработал честным и беззаветным трудом. Если до его прихода предприятие ван Дюрхема работало на нужды горной промышленности ЮАР, то Гарольд организовал и возглавил экспортный отдел фирмы. Оборот продукции возрос в несколько раз. Кроме того, Гарольд женился на Элизабет, младшей сестре Херрита ван Дюрхема, что ввело его в высший круг белого общества Йоханнесбурга.
Контора Никитина не беспокоила. Вероятно, Южно-Африканская Республика продолжала оставаться за рамками острых интересов ФСБ, а, возможно, сам Гарольд являлся бесперспективным объектом в плане агентурной работы для российских спецслужб. Точнее, интерес к нему, может, и был, однако нынешнее положение Никитина, полноправного гражданина ЮАР, солидного бизнесмена, не давал иллюзий, что он пойдет на официальное или неофициальное сотрудничество с сотрудниками российской службы безопасности. Ностальгия бывшего подполковника по работе в органах вряд ли мучила и томила, а обязательств бывшим коллегам он никаких не давал. И даже от своей скудной пенсии Никитин отказался, о чем письменно проинформировал соответствующие российские ведомства.
Что касается помощи, которую Никитин должен был, а точнее, мог оказать Веклемишеву, то это была не более чем его дружеская услуга Ветлугину. Генерал созвонился с Гарольдом, и тот обещал посодействовать в работе Вадиму. Оптимизма Веклемишеву такой расклад не прибавил. Старый друг начальника, который, может быть, поможет, а, возможно, ручками разведет, мол, некогда и вообще…
Такие невеселые мысли роились в голове Веклемишева при подлете к Йоханнесбургу.
Он попытался отвлечься, углубившись в подготовленные аналитиками информационные материалы по ЮАР. Но надолго Вадима не хватило. В раздражении Веклемишев бросил тонкую папочку на откидной столик спинки переднего кресла. Или ребятам не хватило желания или времени, а возможно, и того, и другого. Для «глубокого» ознакомления со страной пребывания ему всучили материалы явно энциклопедического характера. Распечатка на полторы странички знакомила с историей Южно-Африканской республики, ее географией, климатом, а также населением, языком и политическим устройством страны. Еще на двух страницах были представлены статистические данные по ЮАР.
Конечно, интересно, сколько стали и чугуна выплавляется в этой замечательной стране, какое количество голов крупного и мелкого рогатого скота пасется на пастбищах саванн, а также то, что недра ЮАР богаты алмазами, золотом, марганцем, свинцом, ураном и еще многими другими ценными ископаемыми. Вот только пользы для дела, ради которого стремился через полмира Веклемишев, было недостаточно. Данная информационная подборка конкурировала, пожалуй, с Малым атласом мира при ориентировании в лесу под Тамбовом. За такую подготовку к выполнению задания Олег Петрович — Дед, бессменный руководитель Отдела, в котором Викинг служил долгие годы, порвал бы на клочки весь аналитический отдел, как Тузик теннисный мячик.
Так что прибытие Веклемишева в Йоханнесбург отличалось абсолютной неподготовленностью. Придя к такому скорбному выводу, Вадим неожиданно успокоился и даже замурлыкал под нос соответствующую моменту привязавшуюся еще в Москве песню Митяева о лилово-черных зулусах и том, что купит два браслета, дешевых и красивых, да и шляпу со шнурком на лето, ту, которую кто-то там просил…
Глава 3. Джонни, майор и другие
Пройдя паспортный и таможенный контроль и выловив на конвейере в багажном отделении свою сумку, Веклемишев бодро прошагал по длинному коридору и вышел в зал аэропорта. Встречали кого угодно, но только не его. Никого похожего на Гарольда Никитина среди встречающих не наблюдалось. На всякий случай Вадим внимательно изучил рукописные таблички, видневшиеся в редкой толпе.
Ожидали с рейса некую Мэри Чарлтон, а также безымянных пассажиров, прибывших на конгресс по вопросам урологии. Лист картона с красными иероглифами, приколотый к груди гражданина явно китайской наружности, поверг Веклемишева в задумчивость. Связать свое прибытие с иероглифами, начертанными красным фломастером на картонке, он не сумел, как ни старался, да и в китайской грамоте не разбирался, и потому, вздохнув, проследовал мимо группы встречающих.
У Вадима еще теплилась надежда, что его все-таки встретят, и он не сразу покинул аэропорт. Минут пятнадцать он бродил по залу ожидания, бросая взгляды то на входную дверь, то на наручные часы. Однако с каждой минутой ожидания надежды таяли, соответственно ухудшая и без того невеселое настроение. Раздражение росло, собирая в колючий ком досаду на ненужную, с его точки зрения, командировку на край света, потерю драгоценного времени, неподготовленность к работе, безответственность людей и, главное, неопределенность.