Жара

Степанычев Виктор

Рядом с капельницей на стульчике, держа Никитина за руку, сидела приятной наружности, но скорбного вида, молодая женщина. Надо полагать, это была жена Гарольда Элизабет. Бросалась в глаза разница в возрасте. Никитину, по прикидкам Вадима, уже стукнуло шестьдесят, а даме было немногим за тридцать. Это наблюдение не несло полезной нагрузки, просто Веклемишев отметил данный факт автоматически.

В палате царил полумрак из-за плотно закрытых жалюзи. Скупое освещение бросало тени на бледное лицо Никитина, делая его еще более безжизненным. Явных следов избиения Вадим обнаружил достаточно: заклеенная пластырем

бровь, обширная ссадина на скуле и довольно приличный лиловый синяк под левым глазом. После рассказа Анастасии Александровны о состоянии ее сына в голове Веклемишева рисовалась картина еще более трагичная. Правда, он прекрасно знал, что не всегда внешние повреждения говорят о реальном состоянии раненого. Если у Гарольда сильное сотрясение мозга, сейчас он ни ногой, ни рукой шевельнуть не сможет, чтобы не «поплыть».

Жена Никитина подняла голову, скользнула глазами по лицу Вадима и обменялась взглядами с Анастасией Александровной. Мать Гарольда не произнесла ни слова, а лишь кивнула невестке.

— Гарри, он пришел, — склонившись к Никитину, негромко, едва не шепотом, по-английски произнесла женщина.

— Слы-шу, — с трудом шевельнув губами, не открывая глаз, по слогам ответил больной.

— Моя фамилия Веклемишев, — представился Вадим. — Вы мне хотели что-то сообщить?

Он стоял у спинки кровати. Ближе подойти Веклемишев не мог. Слева проход закрывали капельница и жена Никитина, которая явно не собиралась покидать своего поста, а справа мешали провода, густой сетью протянувшиеся от датчиков на теле больного к приборам.

— Я должен был встретить вас, — уже по-русски и более связно произнес Никитин. — Ветлугин просил…

Веки лежащего шевельнулись, глаза приоткрылись, и он нашел взглядом Вадима. — Может быть, я поспешил, — голос Никитина дрогнул, и он замолчал, но ненадолго. — Я хотел как лучше!..

Веклемишев стоял молча, вглядываясь в лежащего. Судя по реакциям и поведению, досталось бывшему подполковнику крепко. Пожалуй, даже чересчур…

— Кажется, я вышел на след интересующего вас человека, — очередная пауза прервала речь больного. Он попытался повернуть голову, но застонал и бессильно прикрыл глаза.

— Гарри, что ты хочешь? — тревожно склонилась над ним жена. — Тебе нельзя двигаться.

— Элизабет, дорогая, там на тумбочке… — едва шевеля языком, обратился к ней Никитин. — Свернутый листок лежит под Библией. Отдай его сэру Веклемишеву.

Женщина протянула бумагу Вадиму. Он развернул ее и вчитался в текст на русском языке. Собственно, текст как таковой отсутствовал, ровным разборчивым почерком на листке были начертаны четыре строчки. Веклемишев прочитал два ни о чем ему не говорящих названия, две одинаковые фамилии с разными именами и короткий тезис:

— Джермистон, Жубер-сквер;

— Яшкулов Аслан;

— Яшкулов Джабраил;

— встреча в отеле «Южный крест».

А вот кое-что уже знакомое. Отель «Южный крест». Похоже, это не просто совпадение, а ниточка, за которую следует ухватиться и тянуть, тянуть. И, пожалуй, даже не ниточка, а толстый канат. Хотя…

Веклемишев поднял глаза на Никитина и встретил его взгляд — острый и внимательный. Было впечатление, что состояние больного резко улучшилось. Но нет, веки Никитина вновь отяжелели и приопустились.

— Вероятно, я поступил опрометчиво, проявив инициативу до вашего прибытия, — голос Никитина звучал тихо, но относительно твердо. — Мне так хотелось оказать услугу Ветлугину. Я в долгу перед ним… В общем, без особого труда я вышел на некоего Нико Кетовани, снявшего номер в отеле «Южный крест» в тот же день, когда Мадаев прилетел в Йоханнесбург. Мне сразу пришла в голову мысль проверить, не было ли у этого человека контакта с земляками. Чеченская диаспора в ЮАР немногочисленна, и, хотя для страны более актуальны проблемы отношений белого меньшинства с коренным населением, в последние годы, в связи с общемировым усилением борьбы с терроризмом, определенные госструктуры не обделяли чеченцев, и не только их одних, но и выходцев с Ближнего Востока и других мусульманских стран, своим вниманием.

Никитин сделал паузу и совсем закрыл глаза. Он тяжело дышал. Похоже, продолжительный монолог лишил его сил. Но молчание продолжалось недолго.

— Я подключил службу безопасности своей фирмы, и они смогли добыть сведения, что на следующий день после своего прилета Кетовани, под именем которого, как я предполагаю, скрывался Мадаев, встретился в отеле «Южный крест» с братьями Яшкуловыми, имевшими вид на жительство в ЮАР. Это все, что мне удалось узнать. Сегодня утром на меня напали и избили. Я подозреваю… Нет, я уверен, что данное избиение — акция устрашения, и это дело рук Яшкуловых или их земляков.

— На вас напали черные ребята, — уточнил Веклемишев.

— Без сомнения, им за это заплатили. Чеченцы не станут светиться, подобные действия им могут дорого обойтись.

— Но как они узнали, что именно вы интересуетесь Мадаевым и его контактами в Йоханнесбурге?

— Произошла утечка информации из моей службы безопасности, — сообщил Никитин и заиграл желваками. — Более я вам ничего не могу сообщить. Это наше внутреннее дело.

— Что означают названия «Джермистон» и «Жубер-сквер»? — спросил Веклемишев, заглянув в бумагу, которую получил от Никитина.

— Джермистон — пригород Йоханнесбурга, — ответила за него жена.

— В Джермистоне на улице Жубер-сквер проживают братья Яшкуловы со своими семьями, — уточнил Никитин и, чуть помедлив, виновато сказал: — Это все, что я могу вам сообщить.

— Благодарю вас! — с задумчивым видом кивнул в ответ Веклемишев. — Вы мне очень помогли.

Он несколько секунд стоял молча, затем резко шагнул вправо и вперед, протягивая Никитину ладонь для рукопожатия. Его жена, сидевшая слева, привстала на стуле и подалась вперед. Было впечатление, что Элизабет хочет прикрыть мужа, не дать Вадиму приблизиться к нему. Но женщина тут же села на место, разобравшись, что не успеет этого сделать.

Провода мешали Веклемишеву, и ему пришлось нагнуться, чтобы дотянуться до руки Никитина, безвольно лежащей поверх простыни. Он бережно положил свою ладонь на кисть бывшего подполковника и, глядя в его полузакрытые глаза, аккуратно пожал ее.

— Больной очень устал, — послышался от окна голос врача. — Ему нужен покой. Прошу вас, сэр, покинуть палату.

— Да, да, конечно, — торопливо согласился Веклемишев. — Больному нужен отдых. До свидания, миссис Элизабет! До свидания, Анастасия Александровна. Всего хорошего, доктор!