Жаркая осень в Акадии
Шрифт:
По словам Хаса, один из их офицеров говорил, что все равно, какой у тебя цвет кожи или разрез глаз – для врага все мы русские. И я себя уже начал ощущать русским. Единственное, что меня огорчает – это то, что русский язык дается мне с трудом, но я его учу, как могу. У меня уже даже получается построить простое предложение, пусть не без ошибок, но так, что меня понимают мои собеседники, особенно когда мы говорим о делах военных.
А чин я получил как бы авансом. Дело в том, что губернатор Новой Франции Мишель-Анж де Миннвилль, маркиз дю Кень, предложил произвести Хаса в полковники, а его людей кого в подполковники, а кого в майоры. Иначе, по его словам, любой французский офицер выше по чину не будет воспринимать его людей всерьез – по крайней мере, поначалу. Хас поблагодарил маркиза и признал правоту его слов, но решил, что, как вышестоящий русский офицер на американском континенте, сделает это лучше самолично. Именно тогда я стал лейтенантом армии Русской Америки и получил задание создать из шотландцев, бежавших в Квебек после неудачного восстания в поддержку Чарльза Стюарта, отдельный отряд рейнджеров при Шотландском батальоне.
С шотландцами договорились так – они будут служить нам верой и правдой, а потом те, кто захочет, смогут, как и я, стать русскими подданными. Другим же позволят взять с собой выданное им оружие и вернуться в родную Шотландию для дальнейшей борьбы против английских оккупантов. Ребята они храбрые, но у них хромает дисциплина, да и воюют они неважно. Моя задача – обучить своих людей ведению боя с элементами колониальной, индейской и русской тактики, меткой стрельбе из-за укрытий, ближнему бою с использованием ножа, пистолета и томагавка, устройству засад и многому другому. Кое-что из этого я уже умел, другому научился у русских, а также у майора де Ланглада – как и меня, человека с примесью индейской крови – и его индейцев. А потом опыт, полученный с шотландцами, будет перенят при создании других таких же отрядов, из французов-акадцев и акадских индейцев.
Желающих вступить в отряд было более полутора сотен. В самую первую минуту я явственно услышал, как один из желающих, увидев меня, сказал своему соседу по-гэльски, показывая на меня:
– А это что за обезьяна?
Гэльскому меня сначала учил папа, а после его смерти мой приемный отец, Джон Манро. Так что я ответил на том же языке:
– Ну что ж, покажи обезьяне, что ты умеешь.
– Ты говоришь по-гэльски? – вытаращил на меня глаза наглец.
– Я на три четверти шотландец, – ответил я. – Давай, выходи, посмотрим, что ты умеешь. Без оружия.
Ростом я около шести футов [8] , но мой оппонент был меня на полголовы выше и намного шире в плечах. Я подождал, пока он замахнется, и пробил ему сначала в корпус, а потом в подбородок, и он рухнул на землю. Я посмотрел на столпившихся:
– Ну что, кто-нибудь еще считает, что ваш будущий командир – обезьяна?
Единственным, кто ответил, был человек, стоявший чуть правее, причем заговорил он на шотландском английском, на котором общаются в равнинной Шотландии:
8
183 сантиметра.
– Простите меня, сэр, но здесь не у всех есть гэльский.
Я повторил свой вопрос по-английски, но желающие не появились. А тот, кого я тогда нокаутировал, потом подошел ко мне и сказал:
– Простите меня, лейтенант, я был неправ и приношу свои извинения. Скажите, а как ваше имя?
– Аластер Фрейзер-младший.
– Не родня ли вы Аластеру Фрейзеру, который бежал после… недоразумений с Кэмпбеллами почти тридцать лет назад?
– Это был мой отец. Он умер от оспы.
– Тогда мы с вами кузены – меня отец назвал в честь вашего отца. Я тоже Аластер Фрейзер.
Аластер-второй, как его прозвали в отряде, показал себя очень неплохо в первые три недели и стал одним из тридцати трех счастливчиков, которых я зачислил в рейнджеры; других перевели в пехотные роты Шотландского батальона. Они еще не знают, как им «повезло», – когда мы достигнем острова Святого Иоанна, то, что мои рейнджеры пережили в Квебеке, покажется им раем на земле. Как мне рассказали, один великий русский полководец написал: «Легко в учении – тяжело в походе, тяжело в учении – легко в походе» [9] . Нечто подобное постоянно повторял и лейтенант Джонсон, который командовал нашим отрядом скаутов и который погиб в числе всех остальных моих сослуживцев по вине вирджинского подполковника Джорджа… то ли Варрингтона, то ли Ватсона, уже не помню [10] . Это же стало и моим девизом.
9
Александр Васильевич Суворов в «Науке побеждать» написал именно так, а не «Тяжело в учении, легко в бою».
10
Про битву при Аткваначуке и конец Джорджа Вашингтона см. «Между львом и лилией», предыдущую книгу серии.
Прозвенел корабельный колокол – обед. Я еще раз огляделся и спустился в кают-компанию. Заодно можно будет обсудить некоторые идеи с Хасом и его людьми.
2 сентября 1755 года. Квебек
Кузьма Новиков, он же Ононтио, кузнец и представитель русских в Новой Франции
Вот я и снова в том городе, где начались все мои злоключения и откуда я, аки тать в нощи, бежал, спасаясь от французских стражников. Грех был на мне тогда, грех убийства ближнего своего, хотя, сказать честно, тот англичанин, которого я прибил тяжелой кружкой в кабацкой драке, был плохим человеком. Теперь, по прошествии стольких лет, здешние власти вряд ли узнают во мне того молодого и бесшабашного парня, каким я был двадцать лет назад. А если бы и узнали, то вряд ли строго спросили за убийство английского моряка. Сейчас Франция воюет с Британией, и счет убитым с обеих сторон идет уже на сотни, а то и на тысячи.
Тогда, двадцать лет назад, я толком и не рассмотрел Квебек. Не до того мне было. А сейчас, когда мне не надо было думать о том, как бы спасти свою голову, я без спешки прошелся вместе с Василисой по улицам города и посмотрел, как здесь живут французы, отправившиеся за море в поисках счастья и удачи.
Квебек был городом небольшим – куда ему до нашего Петербурга. Как мне сказал мой друг Жером, проживало в нем девять тысяч человек. Это не считая моряков, которые приходили в Квебек на кораблях, и крестьян с окрестных деревень. А их вокруг Квебека было немало. Люди селились рядом с городскими укреплениями, чтобы в случае опасности укрыться от неприятеля. Ведь не только индейцы могли напасть на Квебек – англичане, с которыми французы все время воевали, тоже не прочь были захватить стольный город Новой Франции. Как мне рассказали, в 1690 году тогдашний губернатор Массачусетса Вильям Фипс со своими головорезами попытался захватить Квебек, но французы разбили его войско, и он вынужден был отправиться восвояси.
Как и везде, богатые жили в красивых каменных домах, а бедные, коих в Квебеке было большинство, ютились в лачугах. Улицы были узкими и грязными. Бедняки жили в основном в пригородах Сен-Жан и Сен-Рош, богатые – в центре. Здесь сто с лишним лет назад был построен дом для губернатора Новой Франции, казармы для солдат, мэрия, храм, а также монастыри августинок и урсулинок. Было и два рынка, на которых крестьяне продавали то, что они вырастили на полях, а купцы – товары, привезенные из Франции.
А сам город мне понравился. И люди здесь жили хорошие. Мы остановились с Василисой у младшего брата моего старого друга Жана. Тот не раз мне говорил, что если судьба занесет меня в Квебек, то я могу рассчитывать на гостеприимство его брата, который обосновался в столице Новой Франции и ведет там торговлю с индейцами. Для того, чтобы Жером узнал, от кого я, Жак дал мне свою табакерку с затейливым вензелем.
– Ты покажи ее Жерому, – сказал мне Жан, – он сразу все поймет.
Почтенный негоциант Жером Омон жил в центре Квебека в красивом двухэтажном каменном доме. Увидев этот дом, я поначалу оробел – пустит ли его хозяин нас на порог. Ведь одеты мы с Василисой были бедно. Да и где нам было приодеться – ведь почти все время мы были в пути и часто ночевали в лесу у костра.