Жаркий декабрь

Калмыков Александр Владимирович

Вот спрашивается, как в таких условиях мотивировать солдат на выполнение своего долга? Ведь, если говорить начистоту, никто кроме самого Лютце не думает о Великой Германии. Наградные кресты сейчас ценности тоже не представляют, о трофеях также никто больше не думает. Единственная награда, могущая прельстить солдат или офицеров – это ватники, тулупы и теплые набрюшники. Даже рождество встречают без елок, немцам уже нет дела до символов мирной жизни. Правда, все надеются, что хотя бы к празднику им преподнесут какие-нибудь подарки. Но что им подарить? Особо отличившимся раздали самодельные валенки, сооруженные из толстой деревянной подошвы и кое-как прикрепленного к ней войлочного верха. Но на всех таких ценных подарков не хватит. Показать личному составу бодрую кинохронику, в которой

демонстрируют горы меховых жилетов, отправленных на фронт? Но их видом не согреешься, а самих жилетов на складе как не было, так и нет. Правда, взамен теплого обмундирования прислали «12 заповедей зимней кампании», в которых солдат уверяют, что лучшим зимним снаряжением является газетная бумага. Якобы для сохранения тепла достаточно напихать газеты в брюки и под френч, и тогда зимний ледяной ветер будет не страшен. Ну, а для ладоней можно самостоятельно изготовить рукавицы из лоскутков.

Тряхнув головой, отгоняя грустные мысли, майор достал карту мелкого масштаба, на которой отмечал продвижение противника на эстонском фронте. Эх, если бы знать, что замышляет противник. Но увы, как Лютце узнал по своим каналам, а он в контрразведке уже стал знаменитостью и обзавелся связями в самом Берлине, недавно в Люфтваффе были расформированы полтора десятка разведывательных эскадрилий. Для них не хватало ни матчасти, ни летного состава, и в результате сведения о наступлении противника поступали с большой задержкой и, зачастую, слишком поздно. Но из того, что было известно о текущей обстановке, можно было сделать тревожный вывод: Хотя силы русских уже сильно растянулись в глубину, но они еще не понесли значительных потерь и не устали, да и связать их боями надолго не удастся. А это значит, что сравнительно свежие войска Красной Армии, не утратившие наступательного потенциала, могут нанести, и обязательно нанесут, еще один сокрушительный удар. Вопрос лишь, в каком направлении. И если это выяснить заранее, то можно изменить ход войны.

* * *

Вести с фронта весь день приходили одна другой хуже. Русских видели то там, то здесь, причем каждый раз все дальше к западу. Порой командование просто сообщало, что связь с таким-то населенным пунктом потеряна, и Лютце, все более мрачнея, переставлял очередную булавку на карте.

Дальняя канонада слышалась все отчетливее, причем вместо непрерывно гула, характерного для крупных сражений, доносились лишь отдельные выстрелы, что намекало о хрупкости наспех возведенной немецкой обороны, которую не требовалось долго проламывать.

Ночью стало потише, но к утру ломаная линия булавок все равно заметно продвинулась, а на горизонте стали отчетливо видны дымные столбы. Стало ясно, что счет времени пошел на часы. Не прибавлял майору оптимизма и еще один факт. Хотя армейская разведка в последнее время работала не ахти, но в перечне наступающих частей красных числился и 259-й полк, относящийся, как Лютце хорошо помнил, к 179-й дивизии, которую так боялось руководство контрразведки.

Все работы на сегодня майор отменил, да и делать ничего особо не требовалось. Немногочисленные мины, имевшиеся на складе, давно спрятаны под снег, и на минные поля, которые правильнее было бы назвать полянками, составлены формуляры. Артиллеристы давно определили расстояния до выбранных ориентиров и тщательно пристреляли реперы. С какой бы стороны не появился противник, батарея сумеет уверенно накрыть его. Правда, если враги одновременно попрут со всех сторон, то придется туго. Солдаты маскировку своих позиций тоже уже завершили, а связисты аккуратно провели провода, так, чтобы они и проходу не мешали, и противник их не видел.

В общем, сегодня для рядового состава выдался день отдыха, правда, передышка оказалась короткой. После обеда, когда задымила деревушка в нескольких километрах от города, майор приказал привести все подразделения в боевую готовность. Последнее известие с востока Лютце получил уже из рук отступившего с боем взвода, чудом прорвавшегося мимо целого полка русских.

Оглядев хмурых оборванных солдат, явно не имевших ни сил, ни желания снова попасть в окопы,

майор распорядился:

– Поставить на довольствие и определить в резерв.

Может быть, немного поев и отогревшись, они повеселеют, а пока пусть отдыхают. В конце-концов, его две роты немцев, собранных с бору по сосенки из тыловиков, держались вполне бодро. Солдаты быстро и без суеты заняли свои места в траншее и внимательно высматривали противника, твердо вознамерившись дать ему отпор. Правда, об эстонцах этого сказать было нельзя. Белоповязочники больше зыркали по сторонам, явно примеряясь, как бы дать деру, и не горя желанием воевать с вооруженным противником. Это, все-таки, опаснее, чем проводить облавы в варшавском гетто, или расстреливать учителей. Свое оружие эстонцы беспечно побросали прямо на брустверы, хотя при первом же обстреле винтовки может засыпать землею. Бонке, заметив такое безобразие, привычно начал раздавать затрещины бестолковым карателям. Метелил он их молча, потому что ругательства на полицаев уже не действовали. Они понимали исключительно только силу, а не сбежали лишь потому, что эстонские взводы расставляли между немецкими.

Гарнизон приготовился к обороне вовремя. Вскоре наблюдатели доложили, что в лесу началось странное шевеление, а немного погодя на окраине Тапа взорвался первый снаряд. Увидев, как из стены ближайшего дома выбило осколком пыль, майор поспешил укрыться в своем наблюдательном пункте.

Артналет был сравнительно коротким и особого вреда не причинил, разве что один рог у стереотрубы Лютце отломило осколком. Скорее всего, целью обстрела было вызвать ответный огонь, но майор приказа стрелять не отдавал, экономя снаряды и патроны. Все равно вражескую батарею было не видно.

В атаку русские не шли, но зато спокойно и методично охватывали город полукольцом. Сначала порезали автомобильную трассу, идущую на север к Раквере, потом железную дорогу, ведущую туда же, а затем выставили заслоны на южных дорогах. И все, больше никаких активных действий противник не предпринимал, хотя явно догадывался, в каком плачевном состоянии сейчас находится немецкий гарнизон. Ему не хватило бы ни численности, ни боеприпасов для обороны целого города.

Но в этот день все ограничилось небольшими обстрелами, и потому потери сводного батальона были мизерными. Ни одного погибшего солдата! Лишь несколько человек получили легкие ранения, да убило пару бестолковых белоповязочников, не вовремя высунувшихся из укрытия.

Под вечер, спустившись в свой блиндаж, Лютце вдруг почувствовал, как начали дрожать его руки. Как-никак, это был его первый бой на должности командира целого гарнизона. Столько переживаний, столько потраченных нервов. Контрразведчик решил, что не мешало бы опрокинуть рюмку-другую для успокоения, но тут из дальнего угла, в котором сидел телефонист, раздался встревоженный голос:

– Герр майор, генерал на проводе.

– Который? – устало уточнил Лютце.

– Кюхлер.

Меньше всего в этот момент майору хотелось что-то там докладывать, но не посылать же генерала подальше. Небрежно взяв трубку, Лютце коротко отчитался, что все атаки красных отбиты с большими потерями для последних, и противник больше не пытается штурмовать город. Обрадованный Кюхлер спросил о потерях русских, и Лютце охотно перечислил: около роты пехоты, несколько танков, батарея гаубиц, а вчера еще зенитчиками были сбиты три самолета – один ночью, и два во время дневного налета.

Несколько удивленный столь небольшими потерями красных, Кюхлер, привыкший к куда более потрясающим донесениям, все же тепло поблагодарил майора и пообещал подписать представление к новому званию. Он еще немного потрындел, и Лютце еле дождался конца его разглагольствований, с трудом удержавшись от того, чтобы не плюнуть в трубку. «Герой Парижа» не так давно доблестно слинял из своей окруженной 18-й армии, и его спасло лишь то, что других кандидатур занять место фон Лееба, просто не имелось в наличии. И вот теперь он командует группой армий «Север», которой больше не существует. У майор Лютце, по крайней мере, имеется три подобия роты, а у генерала нет ничего, что оправдывало бы его существование.