Жаркий декабрь
Шрифт:
Дождавшись, наконец, когда его оставят в покое, майор разложил на столике карты и уперся в них взглядом.
Чудес не бывает. Красные не захватили Тапа лишь потому, что не захотели. Но они пока не стали и окружать город, хотя могли бы взять его в кольцо и идти дальше. Без подвоза гарнизон вскоре сам капитулирует. Может быть, они просто еще не подтянули все силы, и завершат начатое завтра? А может, западное направление их пока не интересует, и они устремятся на юг или на север? Так в каком же направлении Советы будут развивать успех? Ах, как плохо ничего не знать, особенно для человека, профессия которого собирать информацию. Этот
Приняв решение, Лютце тут же вызвал Бонке:
– Ричард, ты лучший лыжник в нашем… – на это месте майор запнулся. Слова «подразделение», «батальон», «гарнизон» или «боевая часть» к сборной солянке, оказавшейся под его командованием, решительно не подходили.
– Понимаю, – серьезно кивнул фельдфебель. – Нужно разузнать обстановку. Будет исполнено.
Лютце даже восхитился своим подчиненным. Никакого фанфаронства или показанной храбрости, просто спокойная готовность хорошо выполнить смертельно опасную работу.
– Возьми Астера с Кнаппом и еще какого-нибудь эстонца, который лучше тебя говорит по-русски, и попробуйте привести языка.
Проводив разведчиков, Лютце не стал возвращаться в свой штаб, и принялся внимательно наблюдать за темнеющей полоской леса.
Чудеса бывают. Не успел маленький отряд раствориться в сумерках, как вскоре вернулся с добычей.
– Перебежчик, – грустно доложил фельдфебель. Кажется, бравый австриец был недоволен тем, что ему не удалось показать себя в деле. – Говорит, что штрафник из 215-го полка 179-й дивизии.
– А рота какая? – неожиданно охрипшим голосом прошептал с надеждой майор.
– Рота старшего лейтенанта Соколова.
Пленный, вернее, перебежчик, был обычным мужичком лет сорока, не слишком приятной внешности и с нагловатым взглядом. Даже в присутствии офицера он держал себя несколько развязно, как будто тут ему все были обязаны за героический побег от красных.
– Кто такой, звание, фамилия, часть? – скучающим голосом начал формальную часть допроса Бонке. Его знание русского языка оставляло желать лучшего, но понять фельдфебеля было нетрудно. Все слова он проговаривал медленно и четко, как механизм.
– Говорил уже, – возмутился перебежчик, – красноармеец Бабаев Федор Иванович, 179-я стрелковая дивизия.
– Полк?
– Сперва числился в 234-м полку. – Даже фельдфебель уловил разницу. Все солдаты говорят «служил» или «воевал» в такой-то части, а этот тип лишь «числился».
– Что потом?
– Политрук Китайцев, собака…
– Какая еще китайская собака? – перебил майор.
– А? – допрашиваемый сначала не понял, о чем его спрашивают, но потом до него все же дошло. – Не китайская, господин офицер. Китайцев – это фамилия. А собака, потому что он придирался почем зря. Старшине выдали полный термос спирта на всю роту, а той роты с… гулькин нос, и больше половины спирту осталось. Так я лишь чуток хлебнул, а политрук мне выволочку устроил. Ну, и так, по мелочи – то неправильно оружие чищу, то не в ногу шагаю. А в бою еще хуже. Китайцев ходит по окопам и следит, не спрятался ли кто. Ну, а когда в атаку идти, так он все время оглядывается на меня, не отстаю ли, и револьвером грозит. Житья от него нет. А потом направили в штрафную роту.
– За какие прегрешения?
Бабаев нервно сглотнул, но потом взял себя в руки и, округлив глаза, с самым честным видом поведал немцам:
– Просто вовремя в строй не встал.
Бонке чуть скосил глаза на командира, и камрады обменялись быстрыми взглядами. Оба понимали, что «не вовремя» означало опоздание часа эдак на двадцать четыре, или даже на семьдесят два. Да и то не факт, что Бабаев вернулся сам, а не был пойман армейской жандармерией красных.
– Что потом? – ровным безжизненным голосом продолжал допрос фельдфебель.
– Роту передали в распоряжение 215- полка.
– Кто командует полком?
– Майор Козлов.
– Каких еще командиров знаешь?
Память у Бабаева была хорошая, и он начал сыпал фамилиями, никого не пропуская, так что Лютце еле успевал записывать.
– В твоем новом полку потери большие?
– Да нет, пока все обошлось. За весь полк, правда, не скажу, но как Нарву пересекли, во всей роте считай только несколько раненых, да один из штрафников потерялся, когда под утро ваши самолеты налетели, и все деру в лес дали.
– А что же ты тогда к нам подался? – на этот раз голос австрийца, удивленного такой глупостью, дрогнул.
– Ну так ясно же, что не выиграть нам войны, – воскликнул перебежчик. – Киев ваш, Минск тоже, Ленинград вы чуть не взяли. А у нас оружия нет, вся дивизия перешла на трофейные винтовки. Вот я нутром чую, что загонят нас в какое-нибудь болото, где все и сгинут.
Заметив, что клиент перешел на эмоции, майор подал знак, и Бонке тут же жестом фокусника поставил на стол стакан и бутылку. Да не шнапса или разведенного спирта, а настоящую фабричную бутылку водки, запаянную сургучом. Налив ровно половину стакана, Ричард сделал знак, что можно пить и перебежчик, буркнув, «ваше здоровье», одним махом выпил всю водку, при этом даже не закашлявшись.
– Вы откуда родом, Федор Иванович, – вкрадчиво спросил майор, любивший брать на себя роль «доброго следователя».
– Из-под Курска, хутор Первомайский.
– Бои там осенью шли? – сочувственно поинтересовался Лютце.
– Бог миловал, фронт до наших мест не дошел.
– Это хорошо, очень хорошо, – покивал майор. – Скажите, а Советы вас раскулачивали?
– Какое там, я из бедняков.
– Ну может, у вас отца посадили, или брата?
– Нет, слава те хосподи, – помотал головой Бабаев, при этом не отрывая внимательного взгляда от бутылки.
На лице следователя так и читался вопрос – за что же ты тогда так свою страну не любишь, но Лютце спросил другое:
– И как вы думаете, Федор Иванович, куда ваш полк дальше направят?
– Этого наверно, даже в штабах еще никто не знает, – виновато пожал плечами Бабаев. – У нас командиры постоянно связывались с начальством и запрашивали, куда дальше двигать.
Разговор зашел в тупик. Язык был склонен к сотрудничеству, но планов командования он действительно не знал. Подперев рукой подбородок, в позе Роденовского «Мыслителя», майор задумался о там, какую бы еще пользу извлечь из отвратительного человеческого материала, попавшего ему в руки. И тут взгляд Лютце упал на радиоприемник и майора осенило. Можно сколь угодно тщательно скрывать секретные приказы, но с пьяных глаз командиры иногда поют, а их пение может невзначай выдать намерения начальства. Мало того, в военное время песни как раз и могут указать на цели предстоящего наступления. Например, когда два года назад Советы начинали войну с Финляндией, то в Красной Армии разучивали «Принимай нас Суоми-красавица». А когда в ноябре русские захватили город Холм, тут же появилась новая песня: