Жаркий декабрь
Шрифт:
Климов, чтобы компенсировать свой, скажем так, средний рост, встал на подножку и, сурово прокашлявшись, начал оттуда свою речь, взирая при этом на подчиненных сверху, как орел на цыплят. Наше с Ивановым появление он, конечно, заметил, но видимо, пока не решил, как на это реагировать.
– Значит так, товарищи командиры. Пока я исполняющий обязанности комбата и заодно начальник эшелона, я буду требовать от вас, чтобы во всех подразделениях соблюдался полный порядок. Во-первых, проследите, чтобы на станции бойцы пользовались ведрами или стационарными отхожими местами, и отходы через отверстие в полу на пути не сбрасывали.
Мы с Ивановым синхронно подняли глаза к небу и вздохнули,
– Далее, старшинам осмотреть личный состав и составить список обмундирования, подлежащего замене, особенно зимнего – теплое белье, ватные куртки, шапки, валенки и маскхалаты. Что можно, бойцы пусть заштопают. Понимаю, что одежда изношена и порвана, но заменить все пока возможности нет. Так же проверить наличие саперных лопат и индивидуальных медицинских перевязочных пакетов. А, вспомнил. После совещания выделите несколько человек, забрать на складе уголь для печек и сено, из расчета один тюк на лошадь.
– Еще раз получать, или это касается тех, кто не успел? – недоуменно переспросил Свиридов.
– Как, уже получили? А, ну тогда не надо. Теперь плохая новость. Заменять оружие на отечественное нам пока не будут, а добавят трофейное. Правда, обещают, что отремонтированное и пристрелянное. – В голосе Климова явно сквозило неподдельное разочарование. Чувствовалось, что немецкой технике он не доверяет. Конечно, у Маузера по сравнению с трехлинейкой есть не только достоинства, но и явные минусы, а скорострельность машингеверов можно считать и изъяном. Все-таки высокий расход патронов и быстрый перегрев ствола в боевых условиях недостаток существенный. – Но это не значит, – строго предупредил Климов, – что за оружием не надо ухаживать. Тут некоторые полагают, что раз винтовка трофейная, то можно обращаться с ней абы как – в списки не заносить, огневую карточку не заводить, не пристреливать, и вообще не заботиться об оружии. Как я выяснил, не у всех пулеметов даже имеется карточка с учетом настрела.
К кому обращаться, чтобы узнать настрел трофейного оружия, Климов не уточнил, и продолжил разглагольствовать:
– Кроме того, с целью унификации следует привести к единообразию личное оружие командиров. Наганов у нас имеется достаточно, а вот ТТ мало, поэтому их следует сдать и обменять на револьверы. Это касается всех без исключения. Всем понятно? А у вас, Соколов, – соизволил, наконец, комбат обратить на меня внимание, – почему ординарец с пистолетом ходит? Винтовку ему дайте. А этот дылда с автоматом за вашей спиной прячется, не помню его фамилии, это кто? Почему его при погрузке не видел?
– Наш ездовой Леонов. Отвозил меня в командировку по требованию командования.
– Знаю ваши командировки, – презрительно пождал губы временный комбат. Раз у вас в штабе фронта дядя сидит, так можно когда хочешь домой ездить.
Я задохнулся от возмущения, а Климов не унимался и сыпал ценными указаниями:
– Все оружие надлежит разобрать и почистить. Особенно внимательно проверить все механизмы в автоматическом оружии, я немецким изделиям не доверяю. У пулеметов обратить внимание на газовые камеры, поршни и сальники.
Вопрос, знает ли лейтенант устройство трофейных пулеметов, и не путает ли их с Максимами и ДП, Климов проигнорировал, но уточнил:
– У пулеметов хорошенько смазать затворные рамы и, эммм… другие трущиеся детали. Привести в порядок диски и полностью зарядить. Когда бойцы приведут оружие в порядок, пусть без дела не сидят и учат Боевой устав. Чтобы в каждом вагоне имелись плакаты с описанием немецких танков и их уязвимых мест. Вы не на отдыхе, а в боевом походе.
Глухой ропот собравшихся командиров ясно
– Послушай, лейтенант, – попытался Иванов приструнить своего бывшего зама. – У нас в батальоне народ боевой и службу знает. Вот ты, к примеру, сколько времени в армии служишь?
Климов неожиданно смутился и наклонил голову, рассматривая сапоги.
– Ну, сначала пятимесячные сборы, потом год на курсах. Правда, по всем предметам мне ставили только «хорошо» и «очень хорошо». И с вами на фронте два месяца.
Не впечатляет. Почти все сержанты воюют с июля или даже с июня, и примерно половина из них служили в нашем полку с самого начала. Климов это знал, так что его самоуверенность несколько поблекла. Пытаясь перехватить инициативу, Иванов продолжил натиск, чтобы поставить зарвавшегося лейтенанта на место:
– Ты бы лучше хоть раз прошелся по вагонам да лично проверил, как бойцы одеты и накормлены.
– А ротные и взводные для чего? – Изумился временный комбат. – Мне что, за них всю работу выполнять? Если что нужно, пусть докладывают.
– Но как же…
– И вообще, – разозлился Климов. – Если здесь, на территории подразделения находятся посторонние, да еще дезертиры…
– Ка-какие еще дезертиры? – чуть не онемел от возмущения Иванов, не ожидавший такой подлости от своего подчиненного.
– Вы товарищ комб… капитан у нас в списках официально не значитесь. В штабе полка лежит выписка о вашем зачислении на курсы. И лишь по старой дружбе я не докладываю о вас в соответствующие органы. Но если начнете мутить воду среди личного состава, пеняйте на себя.
– Да я уже все оформил в штабе, – растерянно развел руками Сергей, смущенный тем, что его страхи начали оправдываться. – Осталось только комполка дождаться. Наверно, майор Козлов вернет меня на прежнюю должность
– Может и вернет, – согласился Климов, – или старлея Андреева поставит комбатом. Но начальник эшелона я, и до самой разгрузки мне отвечать за все, что тут твориться! – Сдвинув брови, что должно было выражать суровость и непреклонность, лейтенант вперил в Иванова грозный взгляд и вполголоса посоветовал не мешать совещанию и сесть в вагон. Капитан, явно чувствуя себя не в своей тарелке, отошел к нашей теплушке и, всем своим видом выражая независимость, остановился у двери. Климов проводил его настороженным взглядом и горделиво вздернул голову. – Дисциплина и строгое соблюдение устава, вот что на войне главное! Всем понятно?
Все всё поняли и насупились, придумывая, как бы поддеть зловредного командира, не нарушая при этом субординации. Первым сообразил Михеев. Ехидный замполитрука повернулся ко мне и с самым серьезным выражением лица твердо отчеканил:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к лейтенанту.
– Разрешаю, – машинально кивнул я, и политрук снова развернулся к Климову.
– Так точно, тащ лейтенант, все понятно.
Младшие командиры оживились и наперебой начали заваливать меня, как старшего по званию, просьбой обратиться к лейтенанту. Начальник эшелона прикусил губу, стараясь не сорваться в крик, и бегал глазами, пытаясь выкрутиться их этой ситуации. Но на первый взгляд все соответствовало букве устава, а достаточным опытом, чтобы приструнить подчиненных, молодой командир пока не обладал. Наконец, придумав компромиссное решение, Климов буркнул, что все свободны, и побрел вдоль эшелона, решив таки проинспектировать вверенный ему батальон. Начать он, правда, предпочел с конца, подальше от гурьбы командиров, не торопившихся расходиться.