Жаркий детектив
Шрифт:
Участковый почтительно присвистнул:
– Нормальная цена! Я такого никогда в жизни не видел.
– Так ты, Павлуша, и сейчас не видишь, – насмешливо сказала Марфа Васильевна. – Кольца-то нет. Это не вы ли, случаем, молодой человек, его скоммуниздили? – Последнее относилось к Сергею.
Тот заалел маковым цветом:
– Нет. Я ничего не трогал. Я вообще не собирался себе сумку оставлять. Думал, потом поищу хозяина. Не оставлять же документы в канаве.
– Ну да, ну да, – согласился участковый. – И что же вся эта тарабарщина обозначает?
– Здесь лежало бриллиантовое кольцо. Из белого золота, с одним бриллиантом. Форма огранки круглая, на пятьдесят семь граней, – начала объяснять Елка. – Цвет – два, чистота – четыре. Это значит, что бриллиант почти бесцветный, его оттенки может заметить только эксперт, и показатель чистоты у него очень высокий. Вес камня очень большой для кольца – три карата. Потому и цена соответствующая.
– А вы, девушка, прекрасно разбираетесь в бриллиантах, – с уважением сказал участковый.
– Папа объяснил, когда покупал маме подарок на годовщину знакомства, – пожала плечами Елка. – Я запомнила, потому что… Просто запомнила.
– Потому что бриллианты – лучшие друзья девушек, – чуть насмешливо сказал Олег. – Повезло вашей маме, Елена! Не каждой женщине муж может сделать такой подарок.
Вид у него при этих словах стал слегка смущенным.
– Не каждая женщина такой подарок и ждет, – тут же отреагировала Варя.
– Интересно другое, – задумчиво сказала Марфа Васильевна. – Куда девалось само кольцо, а также кто такой Валерий Николаевич Куршев? Никогда не встречала упоминания об этом человеке.
– Разберемся, – буркнул участковый.
Он с Олегом и Сергеем были приглашены остаться на ужин и с удовольствием отведали утки с брусникой и пирога с яблоками. Варя светилась счастьем, ее мудрая бабушка прятала улыбку, а Елка была тиха и задумчива, потому что загадка случившегося не выходила у нее из головы. Чудное лето, вот как есть чудное!
Кольцо с бриллиантом на три карата из белого золота. Не оно ли стало причиной случившегося? Золото… Злато… Мгновенная вспышка вдруг озарила мозг. Про злато говорил мужской голос за забором, который Елка слышала незадолго до своего урока. Так, а что он еще говорил? Она напрягла память. Так, слышала слова «злато», «покалечилась», «мы же на «ты» и «паразит».
Интересно, солитёр – это же глист, то есть паразит. Может быть, именно про него шла речь? А злато все-таки имело отношение к кольцу. Только куда оно подевалось? И с кем пострадавший мужчина на «ты»? Кажется, в соседнем с Марфой Васильевной доме, том самом, который отделен забором, жила не очень приветливая девушка лет двадцати пяти. С Варькой и бабушкой она вежливо здоровалась, а с Елкой начала только к концу первого месяца ее пребывания в деревне. Ну ладно, возьмем за основу, что Куршев Валерий Николаевич разговаривал именно с соседкой. Вот только где она покалечилась? Или Елка не поняла и речь шла про что-то другое?
Хоть она и стеснялась выглядеть глупо, но все-таки высказала свои сомнения вслух.
– Да ну, – усомнилась ее словам Марфа Васильевна. – Моя соседка Оленька Прохорова не могла ни с каким мужчиной разговаривать.
– Факт, – подтвердил участковый.
– Почему? – не поняла Елка. Она сама слышала разговор за забором. Не мог же он ей почудиться.
– Да потому что она через несчастную любовь с собой покончить пыталась, – вздохнула Марфа Васильевна. – Где любовь, там и напасть. У моря горе, у любви вдвое. Она в городе познакомилась с мужчиной, военным, кажется. Сладилось у них там, вот Оленька и заявила матери, что замуж выходит и с любимым уезжает. На Камчатку, что ли. Ну, мать-то ее, Наталья Григорьевна, белугой выла, мол, надо, доча, сначала узнать человека получше. Дело ли, спустя две недели замуж бежать. Обманет он тебя и бросит, вот как пить дать.
– И что получилось? – заинтересовалась Елка.
– Да то и получилось, что права мать-то оказалась. Перед свадьбой исчез жених этот, как и не было его. А Оленька вены себе перерезала и в психиатрическую больницу попала. А как выписалась, в деревню переехала, в бабкин дом, что по соседству, и на мужчинах крест поставила. Почитай уж, года три затворницей живет.
– А на что живет-то? – удивилась Елка.
– Портнихой зарабатывает. Такие наряды шьет, что городские модницы к ней в очередь становятся. Только с женщинами работает, из дома почти не выходит, да вы и сами видели. С матерью своей не общается, обвиняет ее в том, что жених сбежал. Наталья Григорьевна пару раз приезжала, так Оленька ее на порог не пустила. Вот какая драма. Не спится, не лежится, все про милого грустится.
– Так, может, этот Куршев и есть ее пропавший жених? – воскликнула Варька. – Нашелся, вернулся, а Оленька его взяла и клофелином траванула. Отомстила за то, что он ее три года назад бросил.
– Да откуда у нее клофелин? – всплеснула руками Марфа Васильевна. – Рецептурный препарат, а она молоденькая, повышенного давления и в помине нет.
– Надо, наверное, сходить и спросить, – мрачно сказал участковый. – Откуда-то в деревне этот самый Валерий Николаевич появился.
– Ага, Павлуша. Ты сходишь, а она опять побежит вены резать, – мрачно заметила Марфа Васильевна. – Тут осторожно надо, деликатно. Ваша воля, да и в нем есть доля.
– Не могла Оля ни с кем сегодня разговаривать, – вмешалась Варька. – Я точно знаю.
– Это с чего бы? – Марфа Васильевна смотрела внимательно. Знала, что ее внучка пустых слов не бросает.
– Я ее на улице встретила, когда к Олегу шла. Она на трехчасовую электричку торопилась. К какой-то важной клиентке на примерку в город собралась. А до станции сорок минут ходу.
– У меня урок был на три часа назначен. Значит, я разговор этот странный где-то без десяти три слышала. Получается, это и в самом деле не могла быть ваша соседка. Но кто тогда на ее участке разговаривал?
– Ладно. Будем надеяться, врачи этого самого Валерия Николаевича откачают, он нам и расскажет, что с ним такое приключилось, – вздохнул участковый. – А пока спасибо этому дому за вкусный ужин и полезные свидетельские показания. Пойду я. Завтра со всем разбираться будем.
Мужчины ушли. Пунцовая от счастья Варька начала мыть посуду, Елка задумчиво сидела у окна, подперев щеку рукой. Марфа Васильевна примостилась в кресле-качалке, в котором всегда сидела вечерами, достала вязание и поверх очков покосилась на внучку.