Жаркое лето Хазара (сборник)
Шрифт:
Хасар смотрел на девушку, улыбаясь, он придал своим словам шутливый тон в надежде, что это в какой-то степени станет началом их диалога.
— Русалка опять меня опередила?
Девушка подняла голову:
— Это вы? — Потом продолжила: — Да, вы опоздали! — и хотя она улыбнулась, в ее тоне явственно прозвучал упрек.
С этими словами она пронеслась мимо него, не сбавляя скорости.
Хасару не оставалось ничего иного, как смотреть ей вслед и думать, что завтра надо будет встать еще раньше. Назавтра он с рассветом был на берегу моря. Уж теперь-то он точно не пропустит ее. Но и сегодня ему снова не повезло. Девушка, с которой
Вот и взгляд Тоты, как и взгляд той незнакомки, показался ему жгучим, но вместе с тем и загадочным, как будто за ним таилось что-то такое, чего ему не дано было знать. Он задумался.
Хасар пересек пустырь, раскинувшийся с обратной стороны Дворца нефтяников, и вышел на узенькую тропинку, ведущую в южном направлении. Вскоре показался красивый купол железнодорожного вокзала, а если смотреть поверх него, то можно увидеть морской залив, огибающий край города.
Он немного задержался в больнице, куда пытался устроиться на работу, но и дома у него не было каких-то особенных дел, поэтому решил пойти к морю и немного прогуляться вдоль берега.
Дома в этом районе города были выстроены привезенными сюда после войны японскими военнопленными. Эти дома стояли в центре города, рядом с вокзалом и Дворцом железнодорожников, образовав своеобразный микрорайон, и были крепкими и красивыми.
Дома эти выросли на глазах городских ребят, рожденных после войны, таких, как Хасар. Каждый раз, видя эти дома, Хасар вспоминал свою первую встречу с теми пленными.
Погружаясь в мысли, он на какое-то время представил себя живущим в то время, когда работали японские военнопленные.
…Японские военнопленные покрывали головы разноцветными — белыми, синими, какие под руку попадутся — кусками материи, их речь была быстрой и непонятной, но работали они, как волы, в любую погоду. Им нипочем были и обжигающий зной, и дождь, и ветер, и трескучие морозы.
Они выпиливали блоки из горного камня и аккуратно укладывали их в стены будущих домов.
Все они были японскими воинами, попавшими в плен после разгрома Квантунской армии советскими войсками.
Судьба вырвала их с Востока и забросила на южный берег Хазара, на туркменскую землю.
Большинство из них были юными парнями, которые только начинали жить, многие из них еще не познали женщин, хотя некоторые уже были женаты.
Среди пленных были и парочка-тройка мужчин старшего возраста, с присыпанными серебром висками. Японские военнопленные, словно не замечая окружающей их жизни, с присущей их природе серьезностью строго придерживались своих военных порядков.
Поначалу к японцам приставили военную охрану, но потом поняли, что в этом нет необходимости, и отдали их под присмотр их собственного командира. Пленные жили в бараке на окраине города, работали, разделившись на несколько бригад. Большинство из них занималось строительством.
Среди людей, видевших, как упорно трудятся японцы, поползли слухи: "Если они хорошо отстроят город, их отпустят досрочно". Считалось, что именно такое обещание заставляет этих людей работать так хорошо и добросовестно.
Как-то летом мальчишкой шести-семи лет Хазар возвращался с матерью с рынка, и их путь пролегал как раз рядом с тем местом, где работали японцы. В те дни пленные строили шикарные четырехэтажные каменные дома рядом с вокзалом{3}. В одной руке у матери была авоська с продуктами, а в другой руке она несла, прижав к правому боку, большой арбуз.
Поблизости работали японские пленные, они по двое-трое, согнувшись, и подталкивая друг друга, перетаскивали на свою сторону тяжелые бревна, рассыпанные на другом конце строительной площадки. Когда они приблизились к ним, мать Хасара замедлила шаг, выжидая удобного момента, чтобы пройти по пустоши. Вот тогда-то Хасар и увидел, что эти японцы в черных робах похожи на казаха Куйкула, коллегу отца, который иногда приходил к ним почаевничать с отцом, только они были еще костлявее его.
Мальчик заметил, как приветливо улыбаются ему японцы, как любуются им. Кто знает, может, он напомнил им об их оставшихся в далеких краях детях. Но такая мысль пришла в голову Хасара гораздо позже, когда он вспоминал о них.
Он помнит, с какой завистью смотрели они на полосатый арбуз, зажатый под мышками матери, наверно, мечтали: "Вот бы в такую жару поесть арбуза!" Мать Хасара вроде бы и не смотрела по сторонам, но заметила их жадные взгляды, брошенные на ее арбуз. Пройдя несколько шагов, она остановилась, будто хотела поменять грузы местами, взять в другую руку. Опустила авоську на землю и прислонила ее к ноге, после чего осторожно, чтобы не уронить, положила арбуз на землю.
Отдохнув немного, мать Хасара подняла с земли сетку с продуктами, а про арбуз как будто забыла, даже и не подумала поднять его. Свободной рукой взяла за руку сына и пошла, ни разу не оглянувшись.
Хасар помнит, с какой благодарностью во взглядах провожали их японские военнопленные, поняв, что этот арбуз оставлен специально для них.
Кажется, они пробыли в этом городе лет десять-пятнадцать, и за это время построили много домов.
Лет через пять неподалеку от того места, где жили японские военнопленные, появились каменные плиты с непонятными надписями, это было их кладбище.
Пленные подчинялись своему командиру, они шли на работу строем, старались идти в ногу, при этом играли на свирелях, а иногда и песни пели. Их песни были протяжными, печальными, они брали за душу, и хотя язык песен непонятен, нетрудно было догадаться, что в них звучит тоска по далекой Родине.
Всегда ты в памяти моей. В сердце ты моем, Где бы ни был я! Где бы я ни воевал, В мыслях своих я всегда К тебе возвращаюсь. Родимый дом!Видимо, в такие минуты они представляли свой дом, детей, родителей, представляли, с каким нетерпением те ждут их.
Эту песню японцы пели, вытянув шеи и глядя куда-то вдаль…
Расхаживая по берегу моря, погруженный в воспоминания, в какой-то миг Хасар повернулся лицом к городу, и ему почудилось, что он видит на тех домах лики японских военнопленных. Сейчас эти дома напоминали толпу состарившихся пленных японцев, пришедших к причалу и с надеждой во взгляде смотрящих куда-то вдаль в ожидании судна, которое заберет их домой.