Жаркое лето
Шрифт:
— Что же ему было? — спросил Ванята.
— А что с него? Как с гуся вода. Отца пришлось на десятку оштрафовать. Пускай воспитывает…
Платон Сергеевич вынул из кармана мятую пачку папирос, закурил. Тетка Василиса услышала запах дыма, быстро оглянулась и пошла к парторгу.
— Ах ты ж, боже ж мий, та що ж ты робишь! Та що ж ты оту пакость смалишь! Та тоби що доктора сказали!..
Платон Сергеевич спрятал папиросу за спину, но тетка Василиса схватила его за руку и вырвала папиросу.
— Ще раз побачу, так
— Спасибо, Василиса Андреевна. В поле надо. Там пообедаю.
— Ходим, кажу тоби!
Платон Сергеевич выставил вперед ладони, отгораживаясь от тетки Василисы и ее борща, который уже пах на весь двор, а возможно, и на все утонувшее в летнем зное Козюркино.
— Ну хоч чайку попей.
Не ожидая согласия парторга, тетка Василиса юркнула в избу, загремела чашками и ложками. Платон Сергеевич вынул новую папиросу, подмигнул Ваняте и неожиданно спросил:
— Ты когда встаешь, рано?
— Не знаю. Могу и рано. А что?
— Если рано проснешься, приходи к конторе. Ладно? С ребятами познакомлю. Хватит вам друг другу носы бить. Какая твоя точка зрения?
— Не бил я вашего Сашку! — сказал Ванята. — У него винта в голове не хватает!
— Ладно, поверим для начала, — сказал Платон Сергеевич. — Смотри же, приходи утром. Свеклу прорывать будете. Ребята уж согласились. Народу у нас пока маловато. Хотели из города подмогу прислать так мы отказались. У городских тоже дел по горло. Сами справимся. Верно ведь?
— Точно! — сказал Ванята. — Я уже работал. Вся школа ходила. Яблоки собирали.
На пороге с деревянным блюдом в руках возникла тетка Василиса. В пузатой фаянсовой чашке дымился горячий чай, рядышком лежали пирожки и острые кусочки колотого сахара.
Платон Сергеевич взял с блюдца кусочек сахару, задумчиво положил на язык, запил чаем.
— Спасибо, Василиса Андреевна. Я пошел…
Он приподнял над головой кепку и зашагал к воротам.
Делать Ваняте было нечего. Посидел еще на крылечке, вспомнил верного друга Гришу Самохина и решил написать ему письмо.
Чернил в избе не оказалось. Ванята нашел на подоконнике огрызок карандаша, сел к столу, тряхнул головой и крупными круглыми буквами написал на тетрадочном листке:
«Здравствуй, дорогой друг Самохин Гриша! Мне тут без тебя ужасно плохо…»
Бусинка
Платон Сергеевич ушел, и тетка Василиса сразу заскучала. Она слонялась по избе, поправляла на кровати подушки, одергивала марлевые занавески, гоняла полотенцем звонкую, залетевшую на запах борща осу.
— Ах ты ж, боже ж мий! Та як же воны там, мои хлопчики, в бригаде? Та ж воны голодни там, мои риднесеньки!
Обещала она оставаться дома, пока вернется мать, но не утерпела. Положила в корзину ломоть сала
— Ты тут пиши, а я пишла. Нехай трактористы чесночку погрызуть. Там же таки гарни хлопчики… Ты ж тут дывысь, Ванята, хозяйнуй…
Вышла из дома степенной осанистой походкой. За плетнем украдкой поглядела вокруг и припустила под горку мелкой торопливой рысцой.
Ванята закончил письмо, сделал самодельный конверт-треугольник и вышел на крыльцо. Почтовый ящик был недалеко, висел посреди улицы на старом с оборванными проводами столбе.
Он опустил письмо и снова пошел домой. Солнце тянуло к вечеру. В небе зарумянилось летучее облачко. От реки, не нарушая строя, шли сытые, довольные судьбой гуси.
Скоро вернется со своей работы мать. Ванята согрел для рукомойника воды, вынул из шкафчика миски и ложки, нарезал от каравая ломтики хлеба.
Потом он решил сделать матери сюрприз. Вытащил из чемодана портрет отца и повесил его в горнице на видном месте. Сразу стало теплее и уютнее. Ванята глядел на портрет отца и размышлял, как ему теперь вести себя и стоит ли намекнуть матери о своем разговоре с правнуком деда Егора. Впервые по-настоящему пожалел он, что нет рядом друга и собеседника. От таких бесконечных дум нетрудно спятить.
Ванята представил на миг, будто бы он тут не один, а рядом с ним — верный и бесценный друг Гриша Самохин. Ванята посмотрел на мнимого Гришу, сделал печальное лицо и, стесняясь самого себя, сказал ему для начала:
— Вот, Гриша, какие у меня дела. Понимаешь?
— А чего понимать? Все нормально! — ответил Гриша.
— Разве это нормально! — возмутился Ванята. — Не знаешь, а говоришь…
— Зря паникуешь, — спокойно и убежденно ответил Гриша. — А Сашка Трунов дурак. Я из твоего письма сразу все понял.
— Это верно, что дурак, — согласился Ванята. — Я тоже так думаю…
— Чего ж тогда мучаешься?
— Все-таки… Прокурору, говорит, отец написал.
— Пускай пишет. А только лично я твоему Сашке ни капли не верю. Сначала щеку себе перевязал, потом отцу про тебя набрехал. Ты ж не бил его?
— Пока нет. Толкнул только…
— Эх, ты! — сказал Гриша. — Даже постоять за себя не можешь! Я бы этого Сашку в порошок! Понял?
— Тебе хорошо говорить! Я ж тут новый. Только приехал…
— Ну и что? А если тебя в космос пошлют, на Венеру. Тогда как?
— Полечу. Чего мне…
— Полетишь?! Знаю я тебя, мочалу! Там, знаешь, как надо, на Венере?
— Скажи, раз ты такой умный!
— Там надо вот так… смотри как!
Незримый Гриша Самохин вытянулся в струнку, вскинул ладонь к виску и сказал:
— Там надо вот так: «Привет, граждане Венеры! Я из СССР!» Понял?
— Ну, понял…
— Ничего ты не понял! Только туман напускаешь. Когда человеком сделаешься?