Жасминовые ночи
Шрифт:
– Браво, Боггерс! – крикнула Саба и послала ему воздушный поцелуй. – Магнификато!
Теперь смеялись и больные на каталках; на их лицах играли отблески красных огней. Неистово аплодировали и ходячие раненые, сидевшие на неудобных складных алюминиевых стульях. В воздухе уже повисла синеватая дымка от сигаретного дыма.
На сцену снова выскочил Вилли и отбарабанил несколько шуток. Появилась Янина, и он бегал за ней с сачком, когда она порхала под небом пустыни зеленой бабочкой, металась по сцене, словно отчаянно искала бабочку-самца, чтобы спариться с ним под хор из «Шахерезады». Мужчины с тоской смотрели на нее.
Саба услышала гаснущие звуки скрипки,
– А-а тепеееерь выыыступит нааашаа крааасааавицааа… – Вилли появился на сцене в мешковатом костюме, пошатываясь и держась за горло. Бросил быстрый взгляд за кулисы, чтобы убедиться, что она там. – Пугггающщще пррреееелестная, нашшша маленькая певчччая птичка, мисс Саба Таркаааан!!!
Арлетта стояла рядом с ней и теперь стиснула ее руку и легонько подтолкнула к сцене.
– Давай, детка, срази их наповал, – прошептала она.
Саба почувствовала легкое дуновение ветерка, когда Богуслав и Лев подняли ее, пронесли сквозь красные и желтые огни и поставили в центре сцены. Потом простерли к ней руки, словно тычинки к пестику. Бэгли уселся за пострадавшее фортепиано – в направленном на него прожекторе роились тучи темных насекомых. Он поднял руку, сыграл пару аккордов, и они вместе запели «Будьте счастливы» [79] .
79
«Get Happy», песня Фрэнка Синатры.
Со сцены столько всего видно: коричневые от загара лица солдат; вот раненый приподнялся на каталке, сияет и машет рукой. Саба опрометью бросилась в глубину песни, ей нравился ритм с синкопами, которые лукаво вводил Бэгли, чтобы мелодия не звучала слишком скучно и незатейливо, нравился и ее собственный полнозвучный финал, когда она запрокинула голову и, глядя на Млечный Путь, громко завершила песню. К концу выступления от нее шел пар, а зрители орали и топали. Она взглянула на Бэгли и, когда тот выставил вверх оба больших пальца, с облегчением перевела дух. Тут же ее захлестнула жаркая волна триумфа. Неплохо, а?
Когда Бэгли заиграл игривую версию песни «Вероятно, ты была прелестным ребенком» [80] , зрители застонали, заревели, затопали, а она танцевала и пела о том, как любовь сводит с ума юных девушек. Бэгли, несмотря на его личное неприятие сахарина, постоянно напоминал им, что надо подчеркивать сентиментальность этой песни.
– Эти парни сражаются не за демократию и свободу либо подобную чушь. Она сражаются за матерей или за девчонок, и ты олицетворяешь их в течение тех десяти минут, которые они видят тебя на сцене.
80
«You Must Have Been a Beautiful Baby».
Ночной воздух приятно охлаждал разгоряченное лицо Сабы. Макс сказал ей, что, если все пройдет хорошо, она споет третью песню. Она переждала, когда затихнет рокот самолета. Зрительный зал погрузился в тишину. Тогда она объявила, что споет свою любимую песню «Ты для меня все» [81] .
Насекомые окутали Бэгли густой завесой. Он сыграл вступление, а когда Саба запела, ей вдруг стало ясно, что ее голос звучит слишком тихо. Бэгли предупреждал ее – когда поешь на открытой сцене, надо учиться по-другому управлять своим голосом. В общем, в медленной песне ей было труднее держать мелодию, чем в маленьких и задорных песенках, с которых она начала выступление. Но она так любила эту песню и после мгновений нерешительности вошла в норму и вспомнила про микрофон. Бэгли учил ее – микрофон для нее лучший друг, которому она поверяет свои секреты. Наконец она и песня соединились, Саба почувствовала, как в ее теле пульсирует глубокое, бархатистое удовольствие, и в конце песни буквально пережила шок, когда вспомнила, где находится. Она посмотрела в зал и увидела слезы, сверкавшие алмазами на глазах многих солдат. Когда она уходила со сцены, зал неистовствовал, свистел, ревел.
81
«All the Things You Are», песня Эллы Фицджеральд.
– Ах ты, моя овечка. Молодец, дорогая. – Арлетта, скользкая от пота и духов, обняла ее. – Блестяще! Блестяще! Ты нервничала, и это тебе помогло.
Она добавила что-то еще, но Саба не расслышала из-за аплодисментов и криков. Арлетта махнула рукой в сторону темной пустыни.
– Дорогая, сделай мне огромное, огромное одолжение, – попросила она. – Принеси мне пудру из нашей палатки. Я потная, как свинья. Скорее! Скорее! Мой номер следующий.
Окрыленная своим успехом, Саба схватила фонарик и побежала по дороге, ведущей к их палатке. Издалека сцена казалась гигантским крылом огненной бабочки, магнетическим центром в ночном мраке. До нее доносился грохочущий голос Вилли; старый комик был в своей стихии.
– Вы довооольннныыы?
И ответ:
– Дааааа!
Пустыню освещал свет звезд. Когда Саба подошла к палатке, внутри ее горел слабый огонек, а на стенке вырисовывался темный силуэт. Она приподняла полог. На стуле сидел Доминик и ждал ее. Увидев его, она споткнулась и почти упала в его объятья.
Глава 17
Он встал, и ему на глаза упала прядь темных волос.
– Ты! – воскликнула она. – Как же ты…
– Я потом тебе расскажу. – Он озорно улыбнулся.
– Ты знаком с Арлеттой? – Ей не хотелось услышать от него, что они давно знакомы. Ее сердце снова бешено колотилось, в который раз за тот вечер.
– Теперь знаком.
– Господи, – внезапно вспомнила она. – Арлетта просила меня…
– Не беспокойся, – сказал он. – Это был только предлог – извини.
– Через несколько минут я должна вернуться. Там будет мой выход…
– Конечно. – У него очень красивые губы, изогнутые точно лук. Саба долго твердила себе, что у нее нет никаких привязанностей, но теперь испытывала новый шок, поймав себя на мысли, что ей очень хочется поцеловать эти губы.
– Я взял у наших парней джип, – сказал он. – Давай поедем после концерта в город и поужинаем в ресторане. Согласна?
– Да. – Она испытывала огромное облегчение. – Но мне пора.
Он сказал, что будет ждать ее здесь. Спросил, не влетит ли ей, если она уедет из лагеря.
Она ответила, что нет, хотя не была в этом уверена.
Пробежав по пыльной дороге, она выскочила на сцену под пронзительный свист зрителей, улыбалась, махала, посылала воздушные поцелуи. Арлетта ждала ее за кулисами.