Жасминовые ночи
Шрифт:
Двадцать семь парней, среди них Дом, сидели на стульях в жарком до умопомрачения командном пункте аэродрома, не проявляя ни интереса, ни энтузиазма, но у каждого бешено колотилось сердце.
Бингли призвал их быть внимательными. Британская разведка выяснила важный факт. В ночь на 30 августа, в полнолуние, генерал Роммель планирует нанести удар по южной части союзного фронта в районе Эль-Аламейна. Предполагается, что он нанесет его ночью между Мунасибом и Карет-эль-Химейматом, в месте, по его представлениям, слабо защищенном минными полями. Если немцы прорвутся, будет
– Наша задача, грубо говоря, разбить «Люфтваффе» в ближайшие десять дней.
Глядя на молодых парней, Бингли со страхом думал, кто же из них уцелеет после этого, а кто погибнет. Он выразил строгим тоном искреннюю надежду, что все достаточно отоспались, так как в обозримом будущем им предстояло эскортировать бомбардировщики «Виккерс Веллингтон» [119] , базирующиеся на ЭлДжи91. Летать придется часто. Все отпуска отменялись до особого распоряжения, добавил он, и Дом по сложным мотивам испытал облегчение.
119
«Виккерс Веллингтон» – британский двухмоторный бомбардировщик, широко использовался в первые два года Второй мировой войны.
– Вопросы есть?
– Сколько дней это продлится, по вашим оценкам?
– Надеюсь, эта миссия будет короткой, – ответил Бингли. – Несколько дней, и все. Но может и затянуться. – Он обвел взглядом ряды усталых парней. – Если Роммель сумеет прорвать нашу линию обороны и захватит Египет, он получит превосходную площадку для новых атак в Средиземноморском регионе. Если мы его остановим, думаю, у нас будет очень хороший шанс закончить эту войну.
– Благодарю вас, сэр. Мы приложим все силы, – сказал Дом, когда брифинг подошел к концу.
Когда они шли в клуб-столовую, Бингли сообщил по секрету Дому, что до него дошли тревожные слухи, будто у некоторых «Киттихауков» встречается эксплуатационный изъян – у них неожиданно открывается система подачи кислорода, а иногда она забивается песком. Еще он сказал, что у них осталось только десять исправных «Спитфайров», шесть из них на передовой, а у двух уже заканчивается срок эксплуатации.
Когда он спросил у Дома, готов ли он лететь с ним и забрать из ремонта «Спит», Дом сразу согласился. Он был готов на что угодно, лишь бы отвлечься от невеселых мыслей.
Глава 32
На бетонном шоссе их ждал еще один красивый автомобиль. Зафер Озан сообщил Сабе, что это «Роллс Бентли» 1934 года, с алюминиевым корпусом, очень редкая модель, и пухлой рукой погладил элегантный изгиб крыла машины. Он предложил сначала совершить краткую экскурсию по Стамбулу, а потом поехать в Арнавуткёй – это в семи милях от города по живописной дороге.
Уже темнело. Золотой Рог окрасился в цвета заката. Саба смотрела с заднего сиденья «Бентли» на качавшиеся на волнах лодки, на мечети, дворцы, затейливые деревянные дома, и ей казалось, что все это – странные галлюцинации.
Они проехали мимо крепостных стен, и машина замедлила ход, объезжая многочисленные ямы на разбитой дороге. Две женщины чистили овощи на полутемной улице, их окружили тощие кошки; старик торговал под керосиновой лампой кунжутными лепешками.
В центре Стамбула Сабу поразили элегантность и западный облик горожан: мужчины были в строгих темных костюмах и белых рубашках, женщины в модных шляпках и шелковых чулках. Она-то ожидала увидеть толпы бесхитростных людей вроде Тансу, а тут прохожие были одеты лучше и дороже, чем на улицах Кардиффа. Озан с улыбкой наблюдал за ее реакцией.
– Ну, каков будет твой вердикт? Что скажешь о нашем городе?
– Тут красиво, – тихо ответила она, думая про себя: «Только не волнуйся, только не волнуйся». Ведь она приехала в мир ее отца и внутренне не была готова к такому потрясению. За окнами автомобиля она видела мужчин с такой же горделивой осанкой, с таким же пронзительным взглядом черных глаз. Когда они смотрели на нее, она внутренне съеживалась, словно это отец увидел ее здесь и готов взорваться от негодования.
Они снова вернулись к Босфору и поехали вдоль берега. Высоко в небе светила яркая луна; она плыла впереди них, иногда скрываясь в кронах деревьев, и лила свой свет на воды Босфора и спящие берега.
Озан сказал, что его дом в Арнавуткёй был реликтом из той прежней жизни. В 1923 году, когда Турция стала республикой, из страны были изгнаны все члены османской имперской династии – сыновья и дочери султана, их супруги, дети. Многие из богатых соседей семьи Озана бежали в Ниццу, Бейрут, Египет. Его родственник – Озан сообщил это, гордо скривив губы, как делал всегда, когда хвастал, – женился на девушке из египетской королевской семьи, поэтому некоторым людям, в том числе и его отцу, позволили остаться в Египте и вести там бизнес. Саба не знала, верить ему или нет, но одно ей было ясно: Озан был из тех, кто очень любит аудиторию, слушателей, и теперь эта роль выпала ей.
…Сабу разбудило деликатное прикосновение к ее руке.
– Мы приехали, – сообщил Озан. – Вот мой летний дом.
Она выглянула из машины и увидела самый красивый дом, какие ей доводилось встречать в своей жизни; он показался волшебным кораблем из детской сказки или резной деревянной шкатулкой. Особняк стоял прямо у воды, купаясь в серебристом лунном свете, и в его высоких окнах отражалось море. Свет и тени ритмично чередовались на бесчисленных балкончиках, карнизах и башенках. Стены были покрыты затейливой резьбой.
В ночном воздухе пахло жасмином, лимоном и чуть-чуть морем, терпким и соленым. Озан вышел из «Бентли», вдохнул полной грудью и развязал галстук.
– Красиво, правда? – Он довольно хмыкнул. – Такие дома, – сообщил он, – стамбульцы называют «яли»; они очень дорогие, потому что расположены прямо на берегу Босфора. Вон там, под большим балконом, – он махнул рукой в сторону воды, – пришвартованы мои лодки.
Он сказал, что она проведет здесь два дня, а потом переедет в номер отеля «Бююк Лондра», это рядом с клубом, где она будет репетировать.