Жажда чуда
Шрифт:
Мона была очарована. Ее окружала обстановка романтического вечера, подобных которому она и припомнить не могла. Правда, они иногда встречались с Найджелом в кафе, что тогда казалось ей верхом романтики. А чуть позже, когда другие девочки упивались вниманием поклонников, Мона развешивала пеленки в маленькой квартирке, ожидая возвращения подвыпившего мужа из бара.
Когда Найджел оставил ее, встречались мужчины, которые хотели бы поухаживать за ней. Но Моне надо было растить дочь и заниматься бизнесом. В общем, она всегда находила причины для отказа ухажерам.
Голос Гарленда вывел Мону из задумчивости:
– Вы
Засмеявшись, она замотала головой, не догадываясь, что от вида взметнувшихся прядей ее волос у Гарленда зачастило сердце.
– Я задал нескромный вопрос, но все же ответьте, – настойчиво потребовал он. – Трудно поверить, что Лорна – ваша дочь. И вообще мне кажется, что вам не больше двадцати.
– Мне двадцать девять.
– Но… как же Лорна…
– Когда она родилась, мне было шестнадцать, – объяснила Мона. – Я вышла замуж через три недели после шестнадцатилетия. Мы удрали в Ривертвид и там совершили обряд бракосочетания в кузнице у наковальни. Удивительно романтичное место, где влюбленные могут найти спасение от тиранов-родителей.
– Хм, интересно. А замечаете ли вы, какая горькая ирония звучит в вашем голосе? – спросил Гарленд.
Мона вздохнула.
– Это потому, что вскоре наступило прозрение.
– Вы, наверно, и сами можете себе представить, каково обмануться в лучших ожиданиях. Мои родители отнюдь не были тиранами. Они видели Найджела насквозь и предупреждали меня, что счастлива я не буду. Я не слушала, считала, что по-настоящему люблю его. Мама и папа бросились в Ривертвид, но нашли нас слишком поздно. Мы уже зарегистрировали брак, и Найджел помахал свидетельством у них перед носом. Мать разрыдалась, а мой избранник покатился со смеху.
– Вот наглец! – не удержался от реплики Гарленд. – Ну а вы-то как отреагировали?
– Думаю, именно тогда я и стала понимать, какую страшную ошибку совершила. Но было уже поздно. Так что мы «для смеха», как сказал Найджел, совершили обряд у наковальни, хотя в тот момент мне было отнюдь не до веселья. Я пыталась убедить себя, что все будет хорошо, но шло время, а я так и не смогла забыть, как Найджел смеялся над моей плачущей матерью.
Мона замолчала. Она и так рассказала Гарленду больше, чем кому-либо, но все же оставались подробности, о которых стыдно было говорить. Обвинения в холодности, когда неуклюжие старания мужа, думавшего лишь о своем удовольствии, не могли расшевелить ее; омерзительные ссоры, когда он узнал, что отец Моны не собирается поддерживать молодоженов в той мере, на которую Найджел рассчитывал; раннее осознание, что он никогда по-настоящему не любил ее, и куда более болезненное открытие, что и ее любовь к мужу умерла, – все это она будет хранить в тайне до конца жизни.
– Теперь-то я понял, что увидел на вашем лице, когда вы смотрели на Эвана и мою дочь, – с грустью в голосе сказал Гарленд.
– Да. Софи почти столько же лет, сколько мне было тогда, хотя Эван куда моложе Найджела. Но вы можете не беспокоиться. Эван никогда и ничем не обидит вашу девочку. Я и не представляла, что любовь может так захватить его.
– Я испытываю к нему едва ли не сочувствие, – улыбнулся Гарленд. – Софи еще в переходном возрасте, капризна и упряма. А Эван достоин уважения хотя бы за то, что терпит ее вот уже два месяца. Обычно хватает двух недель.
– Я завидую ей, – вздохнула Мона. – Будь я в ее годы такой, как она, уберегла бы себя от массы неприятностей.
– И я так думаю. Став постарше, она успокоится, но пока у Софи так много увлечений, что, как мне кажется, их обилие спасает ее от легкомысленных поступков.
Мона хмыкнула.
– Предполагается, что она выйдет замуж, лишь когда станет адвокатом?
– Вижу, что мне никогда не позволят забыть эти слова, не так ли? – посетовал Арни. Я как-то, не подумав, брякнул их в ходе телевизионного интервью. На самом же деле я имел в виду, что сначала она должна найти свое место в жизни. Мне не важно, кем конкретно она станет – юристом, врачом, ученым, политиком… Выбор безграничен.
– А если у нее свои представления о профессии, отличные от ваших? Софи говорила мне, что ей хотелось бы стать моделью. У нее для этого прекрасные данные.
– От скольких девочек ее возраста вы слышали те же слова?
– О, от многих, но не каждому дано…
– Значит, вы признаете, что это поголовное увлечение? Но оно преходящее… Боже небесный! Стоит мне подумать, сколько девчонок готовы из кожи вон вылезти, лишь бы получить то, что моей дочери преподносится на блюдечке! Моим сестрам пришлось бороться за место под солнцем. А вот мне все давалось легко.
– Расскажите, – попросила Мона, чувствуя, что подбирается к пониманию характера Гарленда.
– У меня две сестры. А отец, придерживавшийся старомодных взглядов, был убежден, что хорошее образование должен получить лишь сын. Ему не приходило в голову, что и дочери хотели того же. После смерти он завещал мне все свое скромное состояние. Джин, старшая сестра, все же поступила в университет, а Сара работала секретаршей, чтобы материально поддерживать ее. Сейчас и она учится в Колумбийском университете, и я время от времени посылаю ей деньги. Я помог и Джин получить ученую степень. Жизнь, которая была благосклонна ко мне, сурово обошлась с ними, и я считаю, что в долгу перед сестрами.
– То есть вы искренне верите в право женщины… – Мона запнулась и покраснела, не решаясь сказать то, что думала.
Гарленд улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
– Если я во что-то верю, то верю совершенно искренне. Хотя готов признать, что меня часто принимают за циника.
– В чем вы сами виноваты, – выпалила Мона. – В прошлый раз, выступая по телевидению, вы сказали, что женщины должны опасаться вас.
– Это всего лишь шутливое замечание, чтобы завершить интервью на юмористической ноте. Я несу ответственность за то, что пишу и говорю, и занимаюсь этим не ради денег. Хотя признаю, деньги тоже немаловажны. У меня дочь, которую я должен обеспечивать, плюс старая мать и две сестры, которым я всегда готов помочь.
– Забота о слабых женщинах заслуживает всяческих похвал. Но мне бы хотелось, чтобы в жизни вы были попроще, а не этаким яйцеголовым умником, – вздохнула Мона. – Я прочитала перечень ваших должностей и ученых степеней в «Кто есть кто», и он перепугал меня до смерти. Скорее всего, я безумно утомляю вас. Я ведь совершено необразованна.
– Не вгоняйте меня в краску и не умаляйте саму себя. Не сочтите меня льстецом или примитивным человеком, если я скажу вам кое-что. – Он смущенно посмотрел ей в глаза. – Можно рискнуть?