Жажда мести
Шрифт:
– Все я понял, – отмахнулся Волгин.
– Как дела на личном фронте? Как Лена?
– Да я не знаю. Меня нервирует она во всем. Дед у нее маршал.
– Дед у нее маршал? Что ж не сказал? Жениться надо, вот дурак, сразу же надо жениться. Я женюсь. Мне, честно говоря, надоело в нищете прозябать. Зарплата – разве это деньги? Давай позвоним ей. Ты можешь сказать Ленке, что я в нее влюблен?
– Ты серьезно? – хмыкнул Волгин.
– Слушай, мы никогда не выберемся из этой трясины, никто нас не пустит выше, пусть хоть ступенька будет построена. В конце концов она девка ведь неплохая? Чем она хуже других? Я же недаром на нее глаз положил,
– Не дочь, а внучка, – поправил Волгин.
– Да черт с ней, пусть будет внучка, надоело все, пора остепениться.
– Но она говорит, что меня любит, – разочарованно проговорил Волгин.
– Не может быть! – воскликнул Борис.
– Да. Но только не мне этот камень предназначен.
– Черт с ним, – согласился Борис задумчиво. – Черт с ним. Маршал, звучит-то как? Звучит хорошо, красиво, смачно: маршал! Цитирую: в борьбе за жизнь слабых не бывает.
Они прошли бульвар и свернули в Сивцев Вражек. Свернули вновь. Солнце уж зашло, и небо окрасилось в густой синий цвет.
– Давай-ка позвоним, – предложил Борис, завидев телефон-автомат. – Лене. Сейчас. Скажи, мол, Борис без памяти и плачет, рыдает. Что? Разыграем?
Волгин, ни слова не говоря, набрал номер. К телефону подошла она, обрадовалась звонку и стала тут же трещать про удивительный поход к дедушкиным гостям.
– У меня серьезная новость, – сказал Волгин. – Я хочу, чтобы ты знала, что Борис тебя сильно, навсегда любит.
– Он рядом с тобой? – проницательно определила она. – Дай-ка ему трубку.
Волгин протянул телефонную трубку Борису, и тот услышал ее голос:
– Борис, ты вонючий козел! Ты понял? Козел!
Борис бросил трубку и выругался матом, добавив, что такой отъявленной дуры, как внучка маршала, он еще никогда в жизни не встречал. Волгин молчал, все понимая: Бориса оскорбили.
Юрий Хес, человек лет тридцати пяти, с запущенной щетиной на лице, в дырявых туфлях, затертом пиджаке, никогда не стиранных джинсах, встретил их радушно. Дом, в котором он жил, был предназначен под снос, и все жильцы, получив квартиры, давно уехали, и только он один коротал тут время, не желая уезжать из центра, хотя тоже получил квартиру в Теплом Стане. Это был добрый, радушный еврей, не устроившийся на этой земле. Он страдал из-за своей честности и исключительной заброшенности, работал инженером в КБ, получал мизерную зарплату, имел единственную мечту: жениться.
Он провел их в квартиру, насчитывающую восемь комнат. В каждой из них теперь можно было жить.
– Кто будет? – спросил Борис.
– Мих-Мих будет. Кто еще? Я звонил Сержу. Кто еще? Ты. Твой друг, – он показал на Волгина. – Кто еще? Ленский и я. Все.
– Отборный «Золотой легион», – одобрительно прищелкнул пальцами Борис. – Лучшие силы. Давай, Володь, погуляем, кофейку выпьем, время убьем.
Когда они вернулись, все были в сборе. Ленский – холеный, красивый, замечательный пример неувядающего мужчины; Мих-Мих – высокий, широкоплечий, в отличном костюме, красном галстуке с умным лицом мыслителя Фридриха Ницше.
– Да кто же будет? – спросил Волгин шепотом у Бориса.
– Чуть ли не член Политбюро будет, если не важнее. Очень важная персона, такая важная, что решает вопросы тут же.
– Квартиру? – спросил Волгин, но Борис ему не ответил, слишком это было больное для Бориса место,
– А документики у всех имеются?
Бросившийся к нему хозяин сказал, что их давно ждут. Милиционер хитро улыбнулся. Члены «Золотого легиона» переглянулись, кое-кому захотелось уйти, но искушение оказалось сильнее. Шепотом сказали, что принимать их будет не кто иной, как сама Галина Леонидовна Брежнева. Эдакая блажь пришла в голову дочери Генерального секретаря!
– Ты понял? – обратился Борис к самому себе. – Я знал, фигура будет не ниже члена Политбюро. Выше!
Через несколько минут Юрий Хес выбежал на зов, вскоре вернулся и показал пальцем на Ленского и Мих-Миха, давая понять, что они первыми могут идти на беседу к дочери Генерального секретаря. Те, молча, одернув пиджаки, побледнев, поднялись.
– Черт, разберут все квартиры, я знаю, у них тоже с квартирами плоховато, – сказал себе вслух встревожившийся Борис, не находя места. – Я же знаю систему, как бывает: одну квартиру, одну машину, одну дачу. Черт!
– Ладно, Борис, не грусти, ерунда, я знаю Галину Брежневу, не обидит, – молвил Волгин, думая о том, как ему теперь вести себя при встрече с ней. Борис даже не обратил внимания на слова Волгина, с большим напряжением ожидал приглашения. Когда его пригласили, Борис вскочил и бросился опрометью за Юрием Хесом, который повел его на встречу с Галиной Брежневой, за ним прытко рванул и Серж. В комнате остался никуда и никогда не торопившийся Волгин, которого все еще мучил вопрос: как себя вести? Пришлось просидеть в одиночестве минут тридцать. Наконец заглянул Хес и пригласил его.
Они прошли по длинному коридору, в конце которого торчал милиционер. Волгин оглянулся, и в другом конце коридора тоже торчал милиционер. «Обставилась, – подумал он, – только что ей нужно?» Не доходя метров пять до торца коридора, Хес остановился и показал рукой на обшарпанную дверь справа.
– Я один? – спросил удивленно Волгин.
– Мне велели через полчаса, там еще братья «зайчиики», – отвечал весьма удрученно Хес. Волгин потянул на себя дверь и оказался в маленькой темной комнатке-предбаннике, в которой тоже находился милиционер. Вдоль стены стояли рядком стулья, на них лежала одежда, аккуратно сложенная, на спинках висели пиджаки, рубашки. Когда Волгин собирался открыть следующую дверь, милиционер поднял руку и сказал:
– В целях безопасности верхнюю одежду снимите: пиджак, брюки, все предметы оставить, как было условлено. Только в тренировочных брюках.
– Как? – поразился Волгин, пожимая плечами. – Она меня примет в одежде. Скажите: Волгин!
– Минутку-минутку, – милиционер приказал Волгину выйти и подождать. Он выпроводил Волгина в коридор, и слышно было, как закрыл на ключ дверь.
Волгин прождал минут пятнадцать. Его не приглашали. Он попытался открыть дверь. Она не поддавалась. Дежуривших милиционеров в коридоре вызвали, и они, оглядываясь, торопливо вышли. Волгин недоумевал.