Жажда

CRAVE

Tracy Wolff

Copyright © 2020 by Tracy Deebs. All rights reserved, including the right to reproduce, distribute, or transmit in any form or by any means. For information regarding subsidiary rights, please contact the Publisher.

Я стою на краю летного поля, глядя на самолетик, на который собираюсь сесть, и изо

Легко сказать.

И дело не только в том, что я вот-вот оставлю позади все, что знаю, хотя еще две минуты назад именно это и тревожило меня больше всего. Но теперь, когда я гляжу на этот самолет, который, вполне возможно, даже недостоин называться самолетом, моя паника выходит на новый уровень.

– Итак, Грейс. – Мужчина, которого прислал за мной мой дядя Финн, смотрит на меня сверху вниз со снисходительной улыбкой на лице. Кажется, он сказал, что его зовут Филип, но я не совсем в этом уверена. Мне трудно было расслышать то, что он говорил, из-за гулкого биения моего сердца. – Ты готова пережить приключение?

Нет, нет, я совершенно не готова – ни к приключению, ни вообще к чему бы то ни было из того, что ждет меня впереди.

Если бы месяц назад вы сказали мне, что я буду стоять в аэропорту Фербенкса, Аляска, я бы ответила, что вас информировали неверно. А скажи вы мне, что в Фербенкс я прилечу только затем, чтобы сесть на самый что ни на есть крохотный «кукурузник» и полететь на край света, – а точнее, в маленький городок на склоне Денали, самой высокой горы в Северной Америке, – я бы сказала, что вы обкурились дури.

Но за тридцать дней многое может измениться. И еще больше у тебя могут отнять.

В эти последние несколько недель я точно знала только одно – как бы плохо ни обстояли дела, они всегда могут стать еще хуже.

– Вон он, – говорит Филип, пролетев над несколькими горными вершинами и одной рукой, поднятой со штурвала, показывая на горстку зданий, виднеющихся вдалеке. – Хили, Аляска. Дом, милый дом.

– Надо же. Он такой… – Крошечный, хочется сказать мне. Он и правда совсем крошечный. Намного, намного меньше даже моего района в Сан-Диего, не говоря уже обо всем городе.

Впрочем, отсюда много не разглядишь. И не из-за гор, громады которых возвышаются над округой, словно давно забытые чудовища, а из-за странной мглы – Филип называет ее «гражданскими сумерками», хотя сейчас еще нет и пяти часов. Но я все равно могу разглядеть, что так называемый город, на который он показывает рукой, полон разномастных зданий, выстроенных вразнобой.

– Интересно, – говорю я наконец. – Он смотрится… интересно.

Это отнюдь не первое, что пришло мне в голову, поначалу я подумала, что этот городок напоминает замерзший ад, – но это самая вежливая из возможных формулировок. Филип начинает снижаться, готовясь к еще одному ужасному эпизоду, очередному в серии ужасных эпизодов, которые преследуют меня с тех самых пор, как десять часов назад я села на первый из трех самолетов.

И действительно, я только сейчас замечаю то, что в этом городишке с населением в тысячу человек считается аэропортом (спасибо тебе, Гугл), и тут Филип говорит:

– Держись, Грейс. Взлетная полоса здесь короткая, потому что длинную было бы слишком долго и трудно очищать от снега и льда. Так что посадка будет быстрой.

Я понятия не имею, что значит «посадка будет быстрой», но, по-моему, ничего хорошего это не сулит. А посему я хватаюсь за металлический стержень на двери кабины, который наверняка предназначен именно для таких целей, и крепко держусь за него, пока мы спускаемся все ниже и ниже.

– Ну, девочка, была не была, – говорит мне Филип. Это определенно совсем не то, что пассажирам хочется услышать от пилота, когда самолет еще находится в воздухе.

Приближается земля, белая и жесткая, и я зажмуриваю глаза.

Несколько секунд спустя я чувствую, что шасси самолета касается земли. Филип бьет по тормозам, и меня так резко бросает вперед, что от удара головой о приборную доску меня спасает только ремень безопасности. Самолет воет; не знаю, какая из его частей производит этот ужасающий звук, – быть может, этот вой, предвещающий наш близкий конец, издает он весь. А потому я стараюсь не сосредоточиваться на этой жути.

Особенно когда нас начинает заносить влево.

Я закусываю губу и жмурюсь, а мое сердце колотится так бешено, что, кажется, вот-вот вырвется из груди. Если это и вправду конец, мне ни к чему за ним наблюдать.

Эта мысль несколько отвлекает меня, и я гадаю, что чувствовали перед смертью мои мать и отец, а когда заставляю себя выкинуть из головы и это, наш маленький самолет, трясясь и вибрируя, начинает катиться все медленнее и наконец замирает на месте.

Я знаю, каково это – ждать конца, и сейчас меня трясет так, что дрожат даже пальцы на ногах.

Я медленно разлепляю глаза, борясь с позывом ощупать себя, дабы убедиться, что все части моего тела на месте. Но Филип только смеется и заключает:

– Хрестоматийный образец посадки.

Возможно, эта его хрестоматия являет собой роман ужасов. Или же он читал ее задом наперед.

Однако вслух я не говорю ничего. Просто улыбаюсь ему самой лучезарной моей улыбкой и достаю рюкзак, весь полет простоявший у меня в ногах. Вынимаю из него перчатки, которые мне прислал дядя Финн, и надеваю их. Затем открываю дверь кабины и спрыгиваю на летное поле, молясь, чтобы у меня не подогнулись ноги.