Жажда
Шрифт:
Наутро, войдя к князю Димитрию с завтраком, Бунко едва посмел поднять на него глаза.
Шемяка сидел на скамье в глубокой задумчивости. Бунко поставил еду перед ним на стол и поклонился низко, низко. Князь не шелохнулся, как будто и не видел его. Тяжелый сумрачный взгляд его остался неподвижен. Бунко тихо вышел…
И потянулись дни – однообразные, бесконечные и тоскливые. Неотлучно сидя в своих уютных, теплых, постылых сенях, Бунко с состраданием прислушивался к тому, что происходило за дверью. Шемяка то часами сидел неподвижно, то принимался метаться по тесной своей темнице, и тогда несмолкаемый звон оков, отсчитывая каждый шаг, каждое движение узника, терзал сердце Бунка. Даже Старков хмурился и мрачнел, несмотря на свою придворную выдержку.
И поэтому не прошло и недели, как странные отношения установились между заключенным и приставами. Словно не было больше здесь ни узника, ни тюремщиков. А были – князь и двое дворян его свиты. И Старков, и Бунко служили теперь князю Шемяке с почтением и преданностью.
Однажды вечером Бунко вошел к нему с зажженной свечой и с высокой стопкой блинов в объемистой миске.
– Сметану, икру и мед сейчас принесу, – объяснил он, ставя подсвечник и миску на стол.
– А боярин где? – удивился Шемяка.
Бунко смутился:
– В гостях…
Шемяка горестно усмехнулся:
– Масленица! Так и не женился я в нынешний мясоед!
Бунко застыл, не смея пошевелиться. Тогда Шемяка сказал:
– Ну что ты так виновато глядишь? Ты-то вообще ни при чем!.. Давай-ко лучше раздели ужин со мной, неси все сюда, – и повторил печально: – Масленица ведь!
Бунко поклонился, благодаря за честь, и почти выбежал вон, выполняя наказ. Он принес все, что только нашлось в поварне, наполнил медом ковши и – остался стоять.
– Садись, – кивнул Шемяка на скамью напротив себя. – Ты нынче мой гость!
Звякнув цепями, он поднял свой ковш и значительно произнес:
– Выпьем за верных слуг… и справедливых господ, – и глаза его сверкнули.
Бунко молча выпил свой, показавшийся горьким, мед.
Но Шемяка как ни в чем не бывало уже сворачивал блин, и Бунко, следом за ним, тоже принялся за еду. После второго ковша Шемяка повеселел.
– Сам-то откуда, – спросил он Бунка, – не московский ведь?
– Рязанец, – согласно кивнул Бунко.
– И нашел ты кому служить! – потряс головой Шемяка, отчего черная прядь упала ему на лоб. – На всей Руси нет никчемнее князя!
Бунко забыл про еду, опустил глаза. Давно уже и ему приходили такие мысли, но он их гнал от себя. Как с ними жить?!
А Шемяка, неотступно глядя прямо в лицо Бунку своими черными, пронзительными глазами, ярко блестевшими из-под излома бровей, продолжал, все более горячась:
– Такой ли государь должен быть на престоле великокняжеском?! Нешто так управляют, как он? Где разум, где справедливость, где доблесть в делах его?! Скольких людей, ему преданных, он обидел, бросил, оскорбил, обманул?! Брат мой, Василий, в гости к нему приехал на свадьбу, – а его изругали вором, опозорили, оболгали! Слыхал?! – Его взгляд обжигал Бунка, и тот кивнул, задохнувшись.
Шемяка тяжело, словно ворочая неподъемную глыбу, повторил:
– Слыхал. Все слыхали. Вот так-то на Москве гостей принимают. Как же нам было отца против него не поддержать?! Душа в нас горела! А с тестем братним что сделали?! С Всеволожем?! Мало дочь его опозорили отказом венчаться после честного сговора – самому-то ему выжег глаза!
Бунко судорожно вдохнул.
– Вижу, не знал?
– Не верил… – выдавил из себя Бунко.
– Верь. Я его видел, он у Косого жил. Покуда брата не лишили удела… И я не дивлюсь, что брат Ваське не верит, что договоры рушит, что мечется по Руси с горсткой верных людей, места не находя. Кроме разбойной отчаянной воли – что осталось ему?! Знаю, он думает: Ваське только поверь, только в руки ему попадись – и пропадешь! – Шемяка взмахнул рукой, словно показывая движение рубящего меча.
Цепь загремела. Окованная рука упала. Бунко затравленно посмотрел на железную цепь на руке невинного князя…
Помолчав, Шемяка продолжил спокойнее, но с глубокой, застарелой горечью в голосе:
– А ведь Косой ко мне по пути на Устюг заходил, звал с собою в поход. Серчал и смеялся, что я слово свое порушить не захотел, верен был договору с великим князем… Я ведь сам его после смерти отца и на престол позвал. А Косой сердился. Ты, говорил, поплатишься еще за глупость свою!.. – Шемяка поднял перед собою руки в оковах и закончил жестко: – Я и плачу.
Бунко молчал, как зачарованный глядя на цепь.
– Но больше платить не буду! – вдруг, ударив оковами по столу, воскликнул князь. – Довольно! Вижу: и впрямь не судьба нам ужиться с князем Васильем! Или он – или мы. Выбора нет! Да и не нужен Руси такой государь, не его это место!
Бунко заставил себя подняться и произнес безжизненно, словно и не он говорил:
– Прости меня, княже, но я на службе у великого князя, и негоже мне слушать такие речи. Прикажешь убирать со стола?
– Убирай, – бросил Шемяка, смерив Бунка пронзительным взглядом: – И знай, когда буду на великом княжении, тебя не забуду.
– Прости меня, княже, – кланяясь, тихо сказал Бунко.
Сердце его разрывалось.
Глава 15
Загадки вельможи
Тем временем князь Василий Васильевич собрал полки и отправился во главе их против Косого. Покидая Москву, он послал в Коломну гонца с приказанием расковать князя Шемяку. Но – и только. Князь Димитрий не был освобожден.
Полки двоюродных братьев и смертельных врагов сошлись под Ростовом. Василий Косой, недавно хитростью взявший Гледен, решил к ней прибегнуть вновь. Он попросил перемирия. Великий князь согласился, готовый снова простить Косого за ложь и разбой. Москвичи воспользовались передышкой и разъехались по окрестным селениям, чтобы пополнить запасы снеди. Этого только и ждал Косой. Немедленно он велел напасть на опустевший стан и захватить беззащитного, беззаботно спавшего великого князя.
Что пробудило его в этот самый момент? Почему он поднялся от полуденного привычного сна, вышел из шатра, осмотрелся? Истинное чудо спасло его. «Ненароком» оглядев горизонт, он увидел галопом скачущие прямо к нему ряды вражеских ратников. Они были еще далеко, но приближались с каждой секундой. А московский стан словно вымер. Пустые палатки окружали великого князя! Но он не растерялся.
Призывный, яростный звук боевого рога полетел над полями, селами и лесами. Великий князь созывал своих. Это спасло его.