Жажда
Шрифт:
— Ну-ну, дитятко, — бабушка сжала мои ладони своими. Ощущения от ее прикосновений оказались точь-в-точь такими же, какими я запомнила. Руки бабы Стаси были мозолистыми, сухими и теплыми. Прикасаясь коротковатыми пальцами, покрученными ревматизмом, она всегда дарила мне успокоение и утешение: — Бабушка все знает, внученька. Пойдем в дом, нечего на пороге стоять, душу выхолаживать.
Баба Стася медленно развернулась, побитыми болезнью ногами неловко прошаркала по крыльцу, и, пригнувшись, скрылась за порогом в темноте дома. Я послушно проследовала за ней.
В нос ударил запах горячих картопляников
Она была странной моя баба Стася. Строгая со всеми, даже с собственными детьми и внуками, бабушка никогда особо не выделяла кого-то, обделяя вниманием других. Казалось, она любила всех нас одинаково. Всех, кроме меня. Даже тогда, в далеком детстве, я чувствовала ее особое отношение и щемящую заботу. Наверное, поэтому и бывала у нее в хате чаще, чем у себя дома. Баба Стася читала мне сказки, учила молитвам и… была первой, кто вложил уголек в мои еще короткие, детские пальцы, научив рисовать.
А еще бабушка никогда не жаловалась. Ни тогда, когда ревматизм покалечил ее суставы до неузнаваемости, а ходить стало совершенно невозможно, ни тогда, когда рак подобрался слишком близко и расцвел болью во всем теле.
До последних дней баба Стася оставалась свободной, несломленной жизнью женщиной, силой духа, которой восхищались все, кто ее знал. А знали ее не только в нашем поселке, но и в близлежащих селах. Моя бабушка умела лечить.
— Словом, — как говорила она.
— Знанием, — говорили одни.
— Даром, — перебивали другие.
— Садись, дитятко мое, — кивнула бабушка на деревянную лавку у стены напротив печки, — в ногах правды нет.
Как только я подошла к лавке и опустилась на нее, ноги налились усталостью, точно к каждой лодыжке привязали по гире.
— Бабушка, — несмело начала, но баба Стася перебила меня властным взмахом руки и улыбнулась.
— Знаю, о чем спросить хочешь, дитятко. Знаю, что тревожит твое доброе сердечко. Все знаю. Но прежде, чем подскажу тебе советом, узвару выпей. Даром что ли я старалась для тебя, плоды собирала и варила?
С кряхтением, бабушка подошла ко мне и вложила в ладони глиняную кружку. От гладкой поверхности узвара в воздух поднимался сладковатый дымок…
Горечь, сладость, пряность напитка расцвели пышным букетом на языке, стоило только сделать первые два глотка. Никто не варил узвар так, как делала это моя баба Стася. В эту минуту поняла это настолько отчетливо, как ничто другое. Нет, конечно же, после смерти бабушки я много раз пила узвар, ела картопляники, оладушки, соленые огурцы вприкуску с медом, — особый секретный ингредиент бутербродов от бабы Стаси, — и вкус мне нравился, но он отличался от того, из детства. У бабушки все было вкуснее, насыщеннее и сытнее, точно она ведала о чем-то особенном и без зазрения совести пользовалась этим, чтобы блюда стали аппетитнее, а потом забыла поделиться тайным знанием и… ушла навсегда. А привычная еда для меня потеряла всю свою яркость вкуса.
— Кушай, кушай, дитятко мое ненаглядное, — хрипло проворковала бабушка, ставя мне на колени большую миску с картоплянниками от которых исходил просто восхитительный
— Спасибо, — довольно ответила я с набитым ртом. Только теперь, поглощая один картоплянник за другим, я ощущала, что вечный мой спутник-голод притупляется, отступает на второй план. — А ты разве не будешь?
Бабушка устало села на лавку по левую руку от меня, с кряхтением выпрямила ноги и поставила костыль рядом.
— Я только посмотрю. А ты кушай, кушай. Тебе сейчас это необходимо, иначе совсем одичаешь и… сгинешь, так и не вернувшись.
Не успела я задуматься о смысле сказанного, как бабушка продолжила вести непонятный разговор. Хотя удивление в этом месте, где все было странным: от моего нахождения здесь и до воскресшей бабы Стаси, оказалось лишним.
— Помнишь, Мартуся, сказки мои?
— Те, что рассказывала мне каждый раз, когда мы ходили по грибы или ягоды? — спросила я скорее для того, чтобы что-то спросить.
Молчание в доме бабушки казалось мне тревожным, плотным и даже осязаемым. В подтверждении своего вопроса я совершенно не нуждалась: сказки бабы Стаси невозможно было забыть, ни тогда в детстве, ни сейчас, когда прошли года. Только она умела рассказывать настолько увлекательно, что часы пролетали, словно несколько легких минут. И только ее сказки не были похожи на те, что мы учили в школе, или те, что рассказывала мне мама. Да я бы не смогла их забыть даже если бы очень постаралась! Наверное, просто потому, что нигде больше я не встречала столько волшебства.
— Вижу, что помнишь. И про волшебных существ, и про девицу, что искала себя, упав в бездонный колодец, и про двух братьев, заблудившихся в лесу и встретивших старуху с косой. — Довольно улыбнулась бабушка. — Только я забыла сказать тебе, дитятко, что не сказки то были вовсе, а правда.
— Какая правда?
— Самая настоящая, — ее улыбка стала шире, но в глазах привычных мне искорок веселья не было. — Такая, Мартуся, которую ты должна была усвоить, впитать в себя еще с молоком матери. Такая, которой владеют только Знающие, что передается из поколения в поколение. Мать твоя родилась с закрытым сердцем, и я уже отчаялась передать кому-то свои знания, но когда на свет появилась ты, моя ненаглядная, поняла, что не зря я так долго задержалась на земле, дабы дождаться преемницу. Жаль, не все успела тебе поведать перед тем, как уйти. Да и не все ты понять могла, дите несмышленое. Поэтому и пришлось облекать свои знания в сказки.
— Бабушка, ты меня пугаешь, — дрожащим голосом отозвалась я, ставя почти опустевшую тарелку с картоплянниками на лавку. — Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Не пугайся, дитятко. Только незнание страшно, а знание — это жизнь, свет и сила, которая должна течь в венах каждого разумного существа. Я не успею рассказать тебе многое в этот раз. Возможно, судьба смилостивится и мы сможем встречаться чаще, тогда я постараюсь обучить тебя ко всему грядущему, как следует. Сейчас же ты должна знать, Мартуся, что волшебство повсюду вокруг нас. Знающие имеют возможность ощущать его, незнающие, слепы в своей беспечности, так и проживают жизнь в неведении. Глупцы. Запомни, если ты что-то не видишь, это еще не значит, что его не существует.