Жажда
Шрифт:
– Неа, – Джим сделал очередной глоток Бада. – Не её тип.
– Уверен в этом?
– Ага.
–Ну и дурак, – Эдриан пропустил руку сквозь свои густые черные локоны, и копна вернулась на место как натренированная. Боже, не работай парень на стройке и не ругайся, как портовый грузчик, можно было подумать, что он пользуется женскими муссами и лаками для волос.
Другой парень, Эдди Блэкхоук, покачал головой.
– Он не заинтересован, но это не делает его дураком.
– Как бы ни так.
– Сам живи и другим не мешай, Эдриан. Так лучше для всех.
Эдди
– Так, Джим, ты не очень-то разговорчив, – Эдриан просканировал толпу, без сомнений, выискивая свое Голубое Платье. Задержавшись на танцовщицах, извивающихся в железных клетках, он посигналил официантке.
– Проработав с тобой месяц, я знаю, что это не от глупости.
– Не о чем особо говорить.
– В этом нет ничего плохого, – пробормотал Эдди.
Наверное, поэтому Эдди нравился Джиму больше. Сукин сын был ещё одним членом Мужского Клуба Скромников: парень никогда не говорил, когда можно было кивнуть или покачать головой, чтобы донести свою точку зрения. Было загадкой, как он так тесно сдружился с Эдрианом, чей рот не имел нейтрала на коробке передач.
Вообще непостижимо, как он мог делить с этим хреном комнату.
Да пофиг. Джим не собирался вдаваться во все эти как, зачем и почему. Ничего личного. Они были из тех расчетливых всезнаек, с которыми он подружился бы в другое время на другой планете, но, здесь и сейчас, эта дрянь его не заботила – он пошел с ними лишь потому, что Эдриан пригрозил, что будет упрашивать до посинения.
Дело в том, что Джим жил по кодексу одиночки и надеялся, что остальные оставят его наедине со своей «я рак-отшельник» философией. Он покинул вооруженные силы и скитался, пока не обосновался в Колдвелле лишь потому, что он проезжал мимо – и он отправится в путь, как только сдадут объект, на котором они в данный момент работают.
Фишка в том, что с его старым боссом лучше оставаться движущейся целью. Было трудно сказать, когда нарисуется «специальное задание», и его снова возьмут в оборот.
Допивая свое пиво, он подумал, как хорошо иметь лишь шмотки, грузовик и сломанный Харли. Конечно, он немного добился к своим тридцати девяти…
Вот блин… дата.
Ему сорок. Сегодня его день рождения.
– Так, я должен знать, – сказал Эдриан, наклонившись к нему. – У тебя есть женщина, Джим? Поэтому ты не клеишь Голубое Платье? В смысле, да ладно, она же горячая штучка.
– Внешность – еще не главное
– Но она, блин, ничуть не мешает.
Подошла официантка, и, пока парни заказывали по второму кругу, Джим мельком глянул на женщину, о которой они трепались.
Она не отвела взгляд. Не вздрогнула. Просто облизала красные губы, словно ждала, пока он установит зрительный контакт.
Джим уставился на пустой Бад и заерзал в кресле, будто кто-то насыпал ему в штаны горящих углей. Прошло много, очень много времени с последнего раза. Не бездождье, даже не засуха. Скорее пустыня Сахара.
И для справки, его тело было готово положить конец рукоблудию.
– Тебе нужно пойти туда, – сказал Эдриан. – Познакомься с ней.
– Мне и здесь неплохо.
– Значит, я пересмотрю мнение о твоих умственных способностях, – Эдриан постучал пальцами по столику, серебряное кольцо на его пальце поблескивало. – Или, по крайней мере, о сексуальных.
– Как хочешь.
Эдриан закатил глаза, уловив, что парень не собирался вести переговоры насчет Голубого Платья.
– Хорошо, сдаюсь.
Парень откинулся на диване так, что они с Эдди приняли одинаково неудобные позы. Как и ожидалось, он не смог долго молчать.
– Так, вы двое слышали о застреленном?
Джим нахмурился.
– Ещё один?
– Ага. Тело нашли у реки.
– Они всегда там всплывают.
– Куда катиться этот мир? – спросил Эдриан, допивая остатки пива.
– Так было всегда.
– Думаешь?
Джим откинулся назад, когда официантка поставила свежее пиво перед парнями.
– Нет, я знаю.
***
«Deinde, ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Patrls, et Filii, et Spiritus Sancti… »
Мария-Тереза Бодро взглянула на решетчатое окно исповедальни. Профиль священника по другую сторону перегородки был укрыт тенью, но она знала его. Как и он её.
Он также прекрасно знал, чем она занималась и почему ходила на исповедь как минимум раз в неделю.
– Иди с Богом, дитя мое.
Священник задвинул панель между ними, и паника сдавила ей грудь. В эти уединенные моменты, когда она выкладывала свои грехи, унизительное положение, в котором она оказалась, всплывало наружу, и сказанные слова ярким светом озаряли то, каким ужасным образом она проводила ночи.
Отвратительные картины уходили не сразу. Но от удушающего чувства, вызванного мыслью о том, куда она потом отправится, становилось совсем невмоготу.
Собрав свои четки, она опустила бусины и звенья в карман пальто и подхватила с пола сумку. Её задержали шаги снаружи исповедальни.
У неё были причины оставаться в тени, не все из которых связаны с её «работой».
Когда звук тяжелых шагов стих, она отодвинула красный бархатный занавес и выбралась наружу.
Колдвеллский кафедральный собор Святого Патрика, возможно, вдвое меньше собора в Манхэттене, но все же был достаточно большим, чтобы внушать трепет даже неистинно верующим. Из-за готических арок, похожих на крылья ангела, и высокого потолка, которому, казалось, не доставало всего нескольких дюймов до Небес, она чувствовала себя недостойной и одновременно признательной за то, что находилась под этим сводом.