Жди неприятностей
Шрифт:
Майор выпучил глаза и засопел, не находя, что бы такое сказать мне погрубее. Демонстрируя несомненную женскую интуицию, я растерянно пролепетала:
— Я что-то не то сделала? Мне кажется, это будет неплохой рекламой для вашей конторы…
Майор, не отвечая мне, схватил трубку якобы неработающего телефона, ткнул в него несколько раз толстым пальцем, потом выражение его лица изменилось, и он уже гораздо спокойнее положил трубку на место. Не говоря ни слова, майор не затушил, а замял свою сигарету в пепельнице и, сунув руку куда-то под крышку стола, достал
Теперь он уже неотрывно смотрел на меня. Пока он прикуривал, я молчала, а потом робко спросила:
— А мне можно тоже закурить или здесь только мужской клуб?
— Курите, — буркнул он, подталкивая ко мне мои сигареты.
— Спасибо, — сердечно поблагодарила я его и воспользовалась разрешением, пока он не передумал.
В это время зазвонил стоящий на столе телефон, майор снял трубку.
— Здоренко, — произнес он, слегка поморщившись. Мне кажется, я его поняла: это была не та фамилия, которую можно было без ущерба для дикции проговаривать каждый день.
Майор больше слушал и кивал, чем говорил, и когда он положил трубку на место, то хмурый взгляд его, направленный на меня, если и изменился, то малозаметно.
— Бандиты уехали на автомобиле «Москвич» белого цвета, — прорычал он, — его обнаружили за три квартала от магазина. Никаких отпечатков и никаких следов, твою мать!
— Она тут ни при чем, — робко возразила я, но Здоренко не оценил моего признания, он резко наклонился и схватил меня за затылок правой рукой. Я от неожиданности даже уронила сигарету на пол.
— Зато ты — при чем, редакторша, — прошипел он, дыша на меня нечистым воздухом, — твоя подружка с первого этажа подтвердила, что ты о чем-то переговорила с шофером этого «Москвича» буквально за пять минут до ограбления. Ну! Кто он?!
При последнем возгласе он резко дернул мою голову вперед.
— Негодяй! — решительно сказала я.
— Что?! — взревел майор, отпустил наконец-то мою голову и соскочил со своего стула, при этом он почти не изменился в росте. — Что ты сказала, кошелка драная?!
— Конечно, негодяй, — повторила я совершенно спокойным голосом. Не хватало еще, чтобы я нервничала из-за мужчины, совершенно не умеющего разговаривать с девушками. Еще чего! — Помимо того, что этот шоферюга подает звуковые сигналы без необходимости, — заявила я, — на его машине поставлены тонированные стекла, через которые не видно ничего. А это, кстати, строжайше запрещено правилами. Негодяй, одним словом, вот он кто.
Майор застыл, глядя на меня странным взглядом, направленным как бы вовнутрь. Такой взгляд, я замечала, иногда бывает у беременных женщин, но у служителей порядка он, очевидно, означает крайнюю степень задумчивости. Не иначе.
— Ты мне кончай тут кино показывать, — пригрозил он, медленно и аккуратно усаживаясь на место, — будешь умничать — раскаешься, и очень быстро. Колись давай, кто он такой!
— Понятия не имею, — ответила я, — он напугал меня своим сигналом, и я, помнится, просто обругала его за это, причем за стеклами я даже не разглядела, кто был в машине. Не знаю, мужчина там был или женщина, а может быть, два мужчины и три женщины. Не знаю. Кстати, Ирка Черемисина действительно вбила себе в голову, что я что-то там такое сказала. Ей это показалось, наверное, потому, что сама она в таких случаях предпочитает громко визжать.
На Ирку в тот момент я была очень зла. Мало того, что ей померещилась какая-то дичь, она еще начала усиленно ее пропагандировать. Причем аудиторию для этого она выбрала неудачную.
Майор откинулся назад на своем стуле и вперил в меня пристальный взгляд. Я села свободнее. Пусть смотрит, лишь бы руки не распускал. Вспомнив о сигарете, я покосилась на пол. Остаток сигареты дотлевал рядом с моей туфлей. Я вздохнула и решила, что пока курить не стоит. А вдруг ему понравилось выбивать у меня сигареты?
— Вы, Ольга Юрьевна, неоднократно проходите у нас по картотеке задержанных, — неожиданно спокойно произнес Здоренко, и я посмотрела на него с интересом: с чего бы это он вдруг помягчел?
— Мне это воспринимать как комплимент? — спросила я с надеждой.
— Это отягчающее обстоятельство при данных обстоятельствах, — брюзгливо объяснил Здоренко, — все ваше поведение говорит о какой-то вашей заинтересованности в этом деле. Появление фотографа только усугубляет это впечатление. В интересах следствия я вынужден потребовать пленку, и вы должны гарантировать, что, пока я не разрешу, фотографий в газете не появится. Возможно, на пленке получатся заснятыми необходимые подробности для проведения следственных мероприятий. Вам ясно?
— Даже не знаю, что вам сказать, — искренне огорчилась я, — дело в том, что чем дольше я здесь нахожусь, тем больше вероятность, что фотографии уже пошли в завтрашний номер. Это же сенсация, вы меня понимаете? — доверительно понизив голос, пояснила я.
— Вы сейчас же позвоните в редакцию и скажете, чтобы этого не делали, — заявил майор и подтолкнул ко мне ближе мой сотовый.
Я лениво покосилась на него и пальчиком отодвинула телефон обратно. Майор выпучил глаза.
— А что вы хотите? — спросила я и, уже не сомневаясь, взяла сигарету из своей пачки и прикурила ее от своей же зажигалки, тоже лежащей на столе. — Наша газета работает со специфическим материалом, и уже случалось всякое, и со мной в том числе. Я ни на что не намекаю, но мои люди поверят моим словам только в том случае, если увидят меня своими глазами…
Майор замолчал, и я получила возможность спокойно покурить несколько минут. Снова зазвонил его телефон, взяв трубку, он прослушал то, что ему сказали, и его лицо медленно стало покрываться красными пятнами.
— Сейчас же выезжаю, — прохрипел он и, положив трубку на место, застыл в потрясении. Я почему-то сразу подумала, что ему сообщили не о повышении в звании, но спрашивать об этом не рискнула.
— Сейчас мы едем в вашу контору, и вы отдаете мне пленку, после чего можете отдыхать. Будете мне нужны, я вас вызову, — быстро проговорил он, вставая со стула и надевая свою дурацкую фуражку.