Жека 5
Шрифт:
В душе было хорошо. Тепло и уютно. Особенно, если рядом голая любимая. Тут же Жека вспомнил песню «Мальчишника», ко времени пришедшую на ум. «Он имел её сидя, он имел её лёжа, и на голове он имел её тоже». Сахариха тоже эту песню слышала и улыбнулась, вспомнив её.
После секса лежали на кровати и курили, нарушая пожарную безопасность. Базарили о разном.
— У меня первое впечатление — вы как в тюрьме живёте, — заметил Жека.— Та же зона. Клетка, только золотая.
— Так и есть, — согласилась Сахариха, сбрасывая пепел на дорогой паркет. — На таком уровне так и живёшь. Никого
— И неужели тебе это нравится? — недоуменно спросил Жека. — Я б с ума сошёл на такой каторге.
— А при чём тут нравится, не нравится? Терпи, моя красавица, — усмехнулась Сахариха. — Ладно. Хватит языком чесать. Пошли пообедаем.
Пока одевались, Жека думал — нахер бы сдалась такая жизнь. Чем богаче человек, и чем больше он обрастает деньгами и властью, тем более замкнутым становится его мир, и тем более ограничивает он себя в свободе. Ему кажется, что свобода у него есть. И власть. И безопасность тоже. А на деле их нет. Зек в тюрьме тоже по своему в безопасности от окружающего мира. Только вот безопасность ли это?.. Жека мог запросто сгонять на рыбалку, например, а Сахар уже не мог. За ним потащилась бы кодла сопровождающих фармазонов и охранников.
Обед в этом доме, конечно же, был царский. Если уж, живя в Абрикосовом, Сахар старался перенять повадки заграничной знати, нанимая слуг, официантов, горничных и дворецкого, то здесь, попав в среду, которой всегда добивался, развернулся по полной.
В этом доме была огромная столовая, где разместилось бы человека пятьдесят! И сделана она в средневековом стиле. Грубые камни стен закрывали гобелены с изображением рыцарских боёв и турниров. Пол каменный, выложен из больших плит, специально отёсанных с неровностями, под старину. По краям зала на палках стояли доспехи рыцарей с копьями, ну чисто живые. А может, там и находились живые люди? Может, у них работа такая?
Посреди зала тянулся длинный дубовый стол, накрытый белоснежной скатертью, на которой стояли вазы с цветами и разложены серебряные приборы. Место во главе стола принадлежало Сахару, как главе семейства, поэтому Жека со Светой расположились посередине, друг против друга, по этикету. Даже рядом не сели. Только успели расположиться на местах, как прислуга начала разносить блюда. Сегодня у сахаровского шеф-повара был день Европы, а точнее, её западной части. Фондю, фуагра, норвежский лосось с каперсами в вине. Дворецкий налил в бокалы красного вина, и поклонившись, встал у стены рядом с двумя официантами, зорко наблюдая за обедающими.
— Чё это они косятся на меня так? — спросил Жека, с аппетитом уплетая еду и попивая вино. — Я чё, необычный какой-то?
— Им непривычно, что ты не переоделся к обеду в смокинг, — объяснила Сахариха, разрезая серебряным ножом фуа гра.
— Ох, ешкин кот! — рассмеялся Жека, макая в фондю кусочек копчёного лосося. — Я чё, полный чемодан шмотья к вам везти должен был. Ну уж хрен вам! Стерпите! Где кстати, батя твой с мамкой?
— На службе, где ж ещё! — важно ответила Сахариха. — Вечером все вместе ужинать
После обеда пошли погулять в парк возле дома. Немного походили по каменным дорожкам, разглядывая деревья, среди которых были все какие-то необычные, вроде липы или орешника. Потом сели на скамейку в теньке под обычной рябиной. Хорошо-то как… Погода установилась солнечная, теплая. Солнце играло через колышущиеся под слабым ветром листья, оставляя блики на земле и одежде.
— А как на учебу осенью будешь ездить? — спросил Жека у прижавшейся Сахарихи.
— Устроят заочное обучение, — усмехнулась Светка. — А на экзамены под охраной. Или диплом купят, а к нему должность. Тут все так живут.
— И тебе нравится это? — прямо спросил Жека.
— Нет. Не нравится. Но иного пути у меня не будет. По крайней мере, пока самостоятельно жить не буду. Так отец сказал. Да что я-то… Чем эта херня хуже или лучше Абрикосового? Ты лучше о себе расскажи. Как сам то? Как наши?
— Да как… — Жека помолчал. — Как всегда. И хорошо и плохо. Развиваемся. Растем. Новые предприятия открываем. Пусть небольшие, но зато свои. Деньги коплю, вывожу за границу. Наши деньги, Свет…
— Будь осторожен — отец сказал, большие планы у московских на ваши заводы. Будут брать силой.
— Это я и так знал, что всё достанется кому то надо! — с досадой согласился Жека. — Оттого я и делаю себе котлету на черный день.
— И большая котлета? — лукаво улыбнулась Сахариха.
— Нам с тобой хватит! — заверил Жека. — Не так как тут, конечно, но на хороший домик в Америке у моря хватит. Чтобы стоять вот так, обнявшись и встречать рассвет. Здорово же?
Жека обхватил Сахариху и поцеловал её. Потом пошли погуляли по парку, сыграли в гольф на выстриженной чуть не до земли площадке. Под конец прогулки погоняли мяч в теннис на корте у дома.
Усадьба поражала своей площадью, ухоженностью и приближенностью к западному образцу жизни. Как она могла появиться здесь всего за год со времени падения СССР? Или она уже была такой ещё при коммунистах и жил здесь какой-нибудь член ЦК, ездивший совкам по ушам о загнивании Запада? Как могли вообще советские люди прийти к такой роскоши?! Пусть даже высшие партийные функционеры? На эти вопросы у Жеки не было ответа. Он, конечно, и сам любил деньги, но такие дворцы никогда выстраивать не стал бы. Перед кем панты кидать-то? Перед нищей страной? Удручённо покачав головой, поплёлся вслед за Сахарихой на ужин.
Ужин у Сахара подавали, как английским лордам. Целая вереница слуг с подносами в руках стояла у входа в столовую залу. Во главе стола, как царь, восседал Сахар. Раньше-то были в нём барские замашки, а сейчас они расцвели пышным цветом во всю ивановскую. Авторитет сидел в кресле с высокой резной спинкой, потягивал вино из антикварного серебряного бокала и немигающим свинцовым взглядом смотрел на Жеку. Чисто, как вампир.
Елена Сергеевна и та изменилась. Стала более уверенной, жёсткой и твёрдой в суждениях. Занимала она в одном из министерств должность незаметную, но денежную. В целом их семейка смотрелась очень влиятельно. Но Жека-то знал, кто они на самом деле! Зэки! А сейчас они при власти. Впрочем, ему было пофиг.