Жека
Шрифт:
— Начну сразу. Я оперуполномоченный уголовного розыска Центрального района старший лейтенант милиции Егоров Сергей Константинович, — милиционер вышел на середину кабинета, к доске, и внимательно оглядел ребят, высматривая кто на что способен. Высматривал в основном здоровых, крепких, накачанных, блатноватых, в спортивных костюмах. По счастью, Жека к таким не относился, да и пришёл в технарь в брюках и кофте. Естественно, внимание мусора он не привлёк. Лох в очках какой-то на последней парте.
— Вчера во второй половине дня у вашего техникума был жестоко убит Фотьянов Александр Николаевич, студент третьего курса. Вы наверное, знаете его?
Милиционер утвердительно посмотрел на студентов. Но никто не проронил ни слова. Скажи, что знаешь — потом затаскают. Поэтому все пожали плечами, и недоумённо посмотрели на Егорова.
— Не... Не... Не знаем. Не видели даже. Если он с 3 курса, у них и спрашивайте! Мы-то чё...
Егоров недоверчиво посмотрел на группу, и хотел что-то сказать, но тут вмешалась русичка, чуть не начав орать.
— Как не знаете? Он постоянно к вам подходил. Шептался о чём-то. Зачем врёте-то?
— Не, не, Марь Станиславна, не знаем.... Курить может спрашивал. Или денег занять. Так все спрашивали, — загудели пацаны. — Друг другу все даём в долг. Ничё ваще не знаем.
— Ладно. Разберёмся... — недовольно ответил Егоров, и бросил, почти выйдя из кабинета:
— Тут отец Александра хочет поговорить с вами. Не хотите говорить со мной, будете говорить с ним. Мария Станиславовна, давайте выйдем. Тут мужской разговор будет.
Русичка высокомерно посмотрела на пацанов, и пошла за опером из кабинета, цокая каблуками по драному линолеуму.
В кабинет вошли трое. Один — невысокого роста худощавый мужик в большой, как аэродром, чёрной каракулевой кепке, и безумно дорогом кожаном плаще. Подойдя к первому столу, напротив доски, опёрся о него руками, и склонив голову на бок, медленно окинул пацанов холодным немигающим взглядом. У выхода из класса, сложив руки на груди, встал здоровенный мужик в спортивных штанах, и короткой коричневой кожаной куртке. Много били его. И наверное, много бил он сам. Сломанный сплющенный нос на круглой бритой голове свёрнут набок, одно ухо ломаное, наполовину торчит в сторону, другое прижато к голове. Кулачищи как кувалды, все синие от тюремных наколок.
Другим был Талдыч. Тоже в спортивках и кожанке. Встал у окна, и презрительно осмотрел всех.
— Я говорю всегда мало, — мужик в кожаном плаще с ненавистью посмотрел на пацанов. Говорил он тихо, привыкши, что все внимательно слушают его. — И привык что меня слушаются, и во всём соглашаются. Милиция сказала мне, что наверняка моего Саню убил кто-то из ваших. Я не буду разбираться сейчас, кто именно. Хочу лишь сказать, что я тоже всегда буду искать эту падлу. Поняли?
Мужик поднялся, потёр руки с набитыми перстнями и огромной золотой печаткой на одном пальце, и не спеша пошёл из кабинета. Качок открыл ему дверь и вышел за ним. Следом так же не торопясь, размахивая накачанными руками, пошёл Талдыч, у выхода оглянувшись, и плюнув на пол, сделав жест рукой, как будто перерезая горло.
— Кто? Кто это? — загудели пацаны, только закрылась дверь. — Чё за кент?
— Да это батя Фотича, говорят, он смотрящий по центру, — шептанул кто-то из средней парты. Кажется, Лёха. — Крутой. А чё с Фотичем-то?
— Говорят, голову раскололи как арбуз. Цепью что ли били, или арматурой.
Жека сидел и смотрел в окно. Какие мысли у него были в голове? Только то, что завалить сразу троих было бы трудно. Надо разжиться чем-нибудь. И о том, что сегодня опять надо будет замутить с Валькой. Однако с Валькой не получилось.
Придя домой после технаря, Жека быстро сделал домашку, наспех поел, и побежал на улицу. Мафон не стал брать, а то вдруг идти куда. Сел на лавку у подъезда. Ждать Вальку, вдруг пойдёт куда. Хотелось курить. Хорошо, что взял пачку Родопи по пути, сейчас сразу две сигареты скурил. Валька после технаря ходила на танцы в центральный ДК, и всегда возвращалась примерно в это время. А... Вот она тащится едва. Что-то невесела. Едва взглянув на Жеку, поздоровалась, и хотела пройти в подъезд, чем немало удивила парня, помнящего какой она горячей штучкой было вчера ещё.
— Валь... Привет. Ты куда? — нерешительно спросил Жека.
— Домой. Куда же ещё я могу идти? — недовольно ответила Валька. — Устала.
— Слушай... Ну ты чё? Давай, посидим, поговорим, чё как неродная? — попытался пошутить Жека, и тут же пожалел — шуточка вышла так себе. Девушка по виду, явно недовольна, и не склонна к общению.
— Ну, давай, посидим, — Валька демонстративно бросила сумку на лавку, и села рядом с Жекой, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Так будем сидеть?
— Ну, так, да... — растерялся Жека.
Валька сидела и молчала, надувшись как пузырь. Молчал и Жека, чувствуя её недовольство, и гадая, чем мог её расстроить. Так и сидели молчком минут десять. Тут Жеке захотелось курить, и надо же... Как раз притащилась с работы Валькина мать. Остановилась, и с недоумением посмотрела на дочь, и на дымящего Жеку. Вот что бы вы сделали, если бы увидели, как ваша любимая кровиночка, отличница и лапочка, сидит с сомнительным дворовым парнем на лавочке? При этом парень ещё и курит сигареты? Я думаю, реакция ваша была бы совершенно та же, что и у Валькиной матери.
— А ты что здесь делаешь? Ты совсем уже? По лавкам сидишь? Тебе что, дома делать нечего? — недовольно сказала Валькина мать, взяла дочь за руку, и потащила её к лифту. — Чтоб это было первый и последний раз!
Жека пожал плечами, и остался сидеть. И как оказалось, зря. Недалеко от дома услышал сиплые матершинные голоса, и звуки шагов. Так и есть. Из-за угла показалась большая толпа пацанов. Человек восемь. Одеты кто как, от спортивок до джинсы с майками. Все стрижены налысо. Кое-кого Жека знал. Пару-тройку по именам. Но вместе не зависали. Звали эту толпу «Правые». Жили они по правую сторону речки, там и держали авторитет среди пацанов. В центр речки особо не совались. Здесь пока ещё поляна не застолблена никем, хоть номинально центровыми считался Жека со своей толпой. Однако Жека сильно в делёжку авторитета не встревал, жили они с пацанами сами по себе. Отпор конечно дать могли в случ чего, но сами ни на кого не наезжали, да и к крутым шестерить не лезли.