Желаете бросить вызов Богам?
Шрифт:
— Вполне, — кивнул я.
Аналогия была более чем красноречива.
— Правда, мы позволяем себе их не так уж часто. Постоянное поглощение амброзии и нектара способно свести с ума. И сводило. Когда-то моей бабушке с другими старшими богами пришлось отправить нескольких безумцев в Бездну.
— Погоди, так Бездна на самом деле…
Мой вопрос прервал томный стон, раздавшийся из ближайших зарослей винограда. В отличие от меня, кто-то не стеснялся порадовать Диониса, предаваясь развлечениям.
— Существует, — закончила за меня девушка, даже не поведя ухом. — Рай и Ад, о которых говорится во многих религиях,
— Короче говоря, это божественная тюрьма.
До сих пор я считал, что Бездна — это лишь присказка, родившаяся в местном фольклоре… Стоило догадаться, что подобное место может и правда существовать. Но тогда получалось, что «демоны», обитающие в Бездне, в основе своей просто низвергнутые боги. И правда, аналогии с Раем и Адом напрашивались сами собой.
— В точку. Это и правда тюрьма, по сути. В общем, пища богов опасна не только для смертных. Так что я невероятно удивлена, что Дионису удалось смягчить эффект до приемлемого для вас.
Богиня неожиданно шлёпнула по попке проходящую мимо дриаду и телепортировалась по другую сторону от меня, словно была не причём. Я не стал вестись на столь явную провокацию и сделал морду кирпичом, словно ничего не произошло.
— Раз так обстоят дела, то что за печеньками с чаем ты меня потчуешь регулярно?
— А, да простая имитация из эфира, — пояснила она. — Пользы ровно никакой, как и вреда. Просто небольшой… Каприз? Традиция? Даже не знаю как точно назвать.
Не уверен, какой ответ я надеялся услышать, но отчего-то испытал смутное разочарование. Мир богов на поверку вызывал чувство… лёгкой фальши. И неоправдавшихся ожиданий.
— Фальши, говоришь… — хмыкнула Аллегри, подслушав мысли. — В чём-то ты и прав. О, вот мы и на месте.
Дорога через виноградную долину привела нас к обширному дворику, вымощенному беловатым песчаником и украшенному множеством клумб и деревьев оливы. В глубине двора стоял двухэтажный дом, сложенный из точно такого же камня. Перед домом бил небольшой фонтан, а левее, под навесом, находилась какая-то каменная конструкция, назначения которой я пока понять не мог. Ванна для давки винограда? Можно будет понять, только подойдя ближе.
Клумбы выглядели весьма ухоженными, но, к моему удивлению, во дворике не наблюдалось ни единой души. Учитывая обстановку по дороге, я ожидал узреть тут разудалую отвязную оргию, начавшуюся ещё лет триста назад, но… Увидел лишь разбросанные повсюду кувшины с бутылками, да полуголого мужика в грозящей сползти повязке на бёдрах. Мужик лежал пузом на бортике фонтана и верхняя половина его туловища скрывалась под водой. Выглядел он… не очень живым.
— Эмм… А ему там нормально? — тихо спросил я.
— Типичный Дионис, — усмехнулась Аллегри. — Могу поспорить, что он соревновался с кем-то в, как ты говоришь, литрбол. И теперь приходит в себя.
— Как вообще бог может опьянеть? — подивился я. — Особенно бог вина.
— Это особая сила, доступная лишь богам выпивки. Благословлённый ими напиток способен опьянить любого и отправить в мир грёз.
Я недоумённо нахмурился:
— Не понял. Про что ты сейчас?
— Сны, Нотан. Боги не засыпают сами по
— Как-то сложно у вас тут всё, — пробучал я, глядя на приближающйся фонтан с торчащим из него мужиком.
— Скорее просто непривычно для тебя, — усмехнулась Аллегри и, подойдя к фонтану, пару раз легонько потыкала носком кроссовка в филейную часть божества. — Эй, Вакх! Ин вино веритас, ин аква санитас!
Тело в фонтане заворочалось, в районе головы поднялась целая гора пузырей и могучим рывком бог вина вынырнул из воды, воскликнув:
— Кто посмел столь грязно выразиться при мне?! Вода, хтьфу! Где сей… А! Это ты! — повертев мокрой головой, Дионис углядел Аллегри и радостно улыбнулся. — Прекрасно! Чудесно! Друзья мои, сама Аллегри явилась к нам! Мы обязаны выпить за появление столь ценной гостьи в моём скромном жилище! Стоп… А где все гости? Где мои дриады? Вакханки? …Ясно. Разбрелись все, уединились в виноградниках. Никому не нужен старый Дионис, упавший в фонтан.
Старым назвать его было сложно. Внешность у бога была довольно молодая. Типичный «юноша бледный со взором горящим», пробивающимся даже сквозь щелочку промеж слегка опухших век, и увенчаный кудрявой шевелюрой. Чем-то он мне напомнил одного знакомого паренька из медицинского. Знатный был эксперт по поглощению горячительных. Какое забавное, однако, совпадение, хоть и неполное.
— Хм? — вдруг призадумался он. — Фонтан?.. А зачем я туда упал? Почему я так захмелел, что он мне понадобился? Уфф… — по мученическому выражению лица было без слов понятно, что мыслительный процесс даётся богу очень тяжело. — Точно, вспомнил! Нинкаси! Нинкаси, душа моя, где ты?!
С трудом встав на ноги, Дионис покачнулся и побрёл в сторону дома, неуверенно оглядывая округу.
— Кто такая Нинкаси? — шёпотом спросил я у Аллегри.
— Богиня пива. У вас её саг-гиг почитали, то есть шумеры, — ответила девушка. — Они с Дионисом вечно соревнуются, кто кого перепьёт. Насколько я знаю, каждый раз заканчивали вничью.
Пока Аллегри рассказывала о Нинкаси, я вдруг почувствовал, что от фонтана исходит какой-то смутно знакомый запах. Сверкающие струи, бившие вверх и опадающие в чашу искрящимся на солнце зонтом жидкого серебра, изливали явно не воду. Но и запах от них исходил совсем не алкогольный.
— Нинкаси, вот ты где! — я хотел было проверить, что же плещется в фонтане, но Дионис меня отвлёк своим возгласом и неуклюже наклонился к земле по ту сторону фонтанной чаши. — Вставай, Нинкаси, я должен узнать, кто из нас победил! Ибо я не помню.
Выпрямившись, бог вина поднял с земли девушку в длинном и весьма помятом зелёном платье, перехваченном на талии золотым поясом в виде колосьев пшеницы. Выглядела она крепкой и фигуристой, но не полной. Крупная грудь, крутые бёдра. Эдакая сбитая сельская деваха. Но самой примечательной деталью её облика была вовсе не фигура, а беспорядочно спутанные волосы ослепительно-яркого алого цвета, опускавшиеся ниже пояса. В общем, внешность у шумерской богини пива оказалась достаточно запоминающейся. Вот только дурацко-блаженное выражение, застывшее на её спящем лице, очень плохо вязалось с её божественным статусом.