Желание чуда
Шрифт:
Режиссёру Александру Файнциммеру, например, постановщику «Овода», вовсе необязательно было репетировать с актёрами. Он не строил мизансцены. Ему не требовались детали. Для Файнциммера главное — монтаж. Но ведь всё это было присуще немому кино, когда, по словам Эйзенштейна, кадр являлся «языком знаков».
Возьмём очень простой эпизод. В комнату входит героиня фильма. Она направляется к зеркалу. В монтажном кино, стремящемся создать экранный образ, это выглядело бы так: кадр № 1 — женщина в дверях комнаты; кадр № 2 — женщина у зеркала поправляет причёску. Путь актрисы от двери до зеркала не показан. Росселлини снял бы этот эпизод иначе. У него актриса обязательно проделала бы весь путь от двери до зеркала,
Но, быть может, для актрисы безразлично, как снимают её движение — целиком (от двери до зеркала) или частями? Отнюдь нет.
Росселлини требовал последовательно выстроить непрерывную цепь физического и внутреннего поведения персонажа. Вот почему с ним легче было работать театральным актёрам, умеющим полно и непрерывно «прожить жизнь» героя.
По его твёрдому убеждению, экранный образ в наше время не что иное, как «старинка немого кино». Современный зритель должен стать как бы соучастником происходящего в фильме. И его надо постепенно ввести в действие, заставить следить за жизнью героя.
— У вас, очевидно, немало творческих работ? — спросил я Росселлини. — Хотелось бы познакомиться с ними.
— Я редко публикую свои работы, — ответил он. — Доказывать и опровергать надо не словами, а фильмами, которые ты создаёшь…
В фильме «В Риме была ночь», говорил Росселлини, ему хочется показать дружбу людей разных стран, зародившуюся в годы минувшей войны с фашизмом.
В Северной Италии, в окрестностях Болоньи и Равенны, можно увидеть простые серые обелиски, на которых нет даже фамилий, просто «Василий», «Мишка»… Партизаны-гарибальдийцы пели свою любимую песню на мотив «Катюши». Кто знает, может быть, впервые её запел простой русский парень Фёдор, которого я играл в фильме… И иногда мне казалось, что внимание и забота, которые проявляли по отношению ко мне и реквизитор Бруно, и другие рабочие, относятся, собственно, по ко мне, а к тому Фёдору, которого я играл. С реквизитором Бруно мы особенно подружились.
В Риме многие мои новые знакомые просили подарить ремень моего Фёдора — обыкновенный солдатский ремень с пряжкой, на которой изображена пятиконечная звезда. Я подарил его Бруно: он заранее заручился моим обещанием.
Большую искреннюю симпатию к Советской стране и её народу я чувствовал на каждом шагу. Рабочие киностудии «Чинечитта» с гордостью говорили, что в их картине (впервые в итальянском кино!) снимается советский актёр.
Интерес ко всему советскому в Италии просто необычен. Характерный случай. Итальянцы справедливо считают СССР первой в мире страной по развитию шахматного искусства. Ко мне нередко обращались с просьбами сыграть партию-другую. Я не большой мастак по части шахмат, но пришлось, так сказать, защищать честь моей страны.
В одном из стариннейших домов Рима, украшенном фресками учеников Микеланджело, где производились съёмки картины Росселлини, мы собрались вместе: артисты, рабочие съёмочной группы, режиссёр, продюсеры. На большом столе десятки стаканов образовали пятиконечную звезду. Это были торжественные проводы, устроенные советскому актёру.
Часть II
На мой взгляд, есть два типа мышления. Один — строго логический, когда при рассуждении одно вытекает из другого, второе следует за первым, цепочка нигде не рвётся, а выводы неизбежны. Второй тип — эмоциональный. Кажется, что между звеньями нет никакой связи, но когда они собираются вместе, получается нечто целое, зачастую не поддающееся словесному выражению. Мне ближе именно этот тип мышления, и он, безусловно, так или иначе проявляется во всём моем творчестве.
Очевидно, поэтому я исповедую метод сопряжения. Что это такое? Попытаюсь рассказать как можно проще и доходчивее.
Представьте себе мозаику из цветных камешков, на которой изображён пейзаж. Каждый из них в отдельности сам по себе ничего не представляет, а в общей связи эти камешки, вроде бы совершенно не связанные друг с другом, дают цельную картину.
«Во всём, почти во всём, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою… Но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берётся одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя. То есть мы как будто о чём-то рассказываем, потом бросаем и переходим на что-то другое. То и другое сопрягается, и третье, и четвёртое, и пятое — всё сопрягается», — писал Л. Н. Толстой.
Для большей ясности расскажу вкратце, как этот метод сопряжения воплощался нами в фильме «Война и мир».
Вспомните смерть Пети Ростова, безумие графини Ростовой, когда она узнаёт о его гибели, бегство Наполеона — за кадром в этот момент звучит рыдание Ростовой. Всё здесь поставлено в такой ряд, что независимо от того или другого изображения Наполеона он как бы принимает на себя ответственность за смерть Пети и все злодеяния французов.
Это пример простой связи. Более сложная — одновременное действие на экране. Оно продиктовано самим толстовским методом сопряжения.
Приведу ещё два эпизода из картины. Охота. Николай Ростов: «Господи, пошли мне волка». Преследует его.
Другой эпизод, как будто никак не связанный с первым и стоящий далеко от него… Снова Николай Ростов. Врага приближаются. «Неужели это ко мне?» Французы преследуют его.
Это сопрягается. Кстати, путь к овладению умами часто идёт через овладение чувствами.
По методу сопряжения мне и хотелось сделать эту книгу. Первая часть в этом смысле не получилась. Она поддаётся логике, в ней есть выстроенность и даже некоторая заданность. Вторая часть по своей форме в какой-то степени отвечает методу сопряжения. Все её главы — фрагменты, разрозненные записи, вопросы и ответы на самые разнообразные темы, не связанные между собой, — для себя называю это россыпью. Думается, что именно россыпь, как ничто другое, позволяет заглянуть в духовный мир человека, проникнуть, хотя бы немного, в тайну его жизни, спрятанную от других глаз.
Мастерская
Фрагменты
Вместе с народной артисткой РСФСР Ириной Константиновной Скобцевой я веду во ВГИКе актёрскую мастерскую. В ней занимается обычно человек пятнадцать. Главный принцип набора студентов — одержимость. Всегда спрашиваю: «А вот если мы вас не примем, и в следующем году вас не возьмут, что вы тогда будете делать?» Один отвечает: «Ну, я тогда пойду в университет. Или ещё куда-нибудь». — «Ну вот и иди». А другой: «Пять лет меня не будут принимать, а я и на шестой год приду поступать». И такой придёт, и если даже его снова не примут, он всё равно будет артистом. Это его призвание.
В нашей мастерской в 1978 году состоялся выпуск студентов, дипломными спектаклями которых были «Вишнёвый сад» Чехова, «До третьих петухов» Шукшина. Несмотря на молодость, они зарекомендовали себя профессиональными актёрами на экране и на сцене московских театров.
Основой обучения актёра во ВГИКе является система К. С. Станиславского, дающая возможность путём сознательной методичной работы приходить к тем результатам, к которым в прошлом интуитивно приходили только исключительно одарённые люди.