Желание
Шрифт:
– В чем дело? – спрашивает Хадсон.
Поскольку я не готова сказать ему, что только что долго представляла себе его клыки на моем горле, я говорю о второй вещи, которую никак не могу выбросить из головы, как бы ни старалась.
– Я не могу поверить, что мои родители заключили сделку с Кровопускательницей. Что они могли ей сказать? «Конечно, о чем речь, сопрягите мою нерожденную дочь с вампиром. Если я получу то, чего хочу, то я «за». Что в этом такого». – Я пожимаю плечами. – Это должно было их остановить. И они даже не потрудились рассказать мне обо всем. Они
Я замолкаю, потому что закончить эту фразу можно, только сказав, что они погибли до того, как сообщили мне… то есть если они вообще собирались это делать.
– Ты злишься? – тихо спрашивает Хадсон.
– Не знаю. Я… – Я вздыхаю, затем зарываюсь пальцами в свои все еще влажные кудри. – Я просто устала. Очень устала. Какой смысл злиться на них? Они мертвы, и мои нынешние чувства не могут изменить этот факт, так что… – Я делаю долгий выдох. – Я просто очень хочу знать, о чем они думали. Почему они считали, что можно вот так лишить меня права выбора?
– В этом-то и дело, не так ли? Они не лишали тебя права выбора. – Он берет ноутбук и ставит фильм на паузу, после чего опять поворачивается ко мне. – Во всяком случае, я уверен, что они смотрели на это иначе.
– Они выбрали мне пару…
– Да, но это бы не сработало, если бы ты не была готова это воспринять. Они бы могли использовать всю магию, которая есть в мире, но если бы ты не захотела Джексона, из этого бы ничего не вышло. Ты выбрала его, поэтому он и стал твоей парой. Они были частью нашего мира. Они знали, как это работает. В худшем случае – или в лучшем случае, это зависит от точки зрения – ты должна была познакомиться с Джексоном, влюбиться в него, выбрать его и только затем узнать, что он твоя пара. Если бы ты не выбрала его, ни ты, ни он ничего бы не узнали. Вероятно, они считали, что это беспроигрышная ситуация, что в ней выигрывают все.
Я обдумываю его слова, пока не прихожу к выводу, что он может быть прав. А если он неправ, то я притворюсь перед самим собой, что он прав, потому что мне нельзя злиться на моих родителей, ведь сейчас на меня столько всего навалилось, столько событий, столько чувств. Но, проигрывая его слова в своей голове, я невольно осознаю еще одну вещь.
– Это случилось и с нами? – непроизвольно вырывается у меня. – Ты выбрал меня?
Едва я произношу эти слова, как мне становится так неловко, что я хочу заползти под кровать. Я смотрю на замерший экран, затаив дыхание и ожидая его реакции.
Что еще хуже, Хадсон отвечает не сразу. Но он не смотрит на ноутбук. Он смотрит на меня – и я чувствую на себе его тяжелый взгляд, хотя не смею даже взглянуть на него.
Молчание становится все более и более неловким, но он по-прежнему не отвечает. И продолжает за мной наблюдать. Это ужасно, я больше не могу это терпеть и, повернувшись, готовлюсь сказать ему, чтобы он забыл мои слова.
Но когда наши взгляды встречаются, он чуть заметно улыбается и говорит:
– Как я могу не хотеть быть сопряженным с моим лучшим другом? Я знал, что ты невероятна, с самого первого дня нашего знакомства.
Боже. Облегчение, охватившее меня, столь огромно, что
Хадсон выбрал меня на том поле. Он выбрал меня на той поляне. И это важно.
Возможно, он не любит меня, возможно, он никогда не полюбит меня – возможно, я никогда не полюблю его. Но я бы погрешила против истины, если бы стала отрицать, что между нами есть нечто. Я чувствовала это много раз – начиная с того странного момента, когда он все еще был заперт в моей голове и мне вдруг показалось, что я ощущаю его клыки на моей шее, и кончая той минутой, когда он потянулся за моим компьютером. Он подарил мне цветы. Он помог мне научиться пользоваться моей магической силой. Он защищал меня перед Кровопускательницей.
Он никогда не терял веры в меня.
Не говоря уже об очевидном – он очень хорош собой.
Да, тут определенно есть нечто. И этот парень, этот великолепный парень никогда не был любим, и никто никогда его не выбирал.
Разве мой долг перед ним – перед нами обоими – не состоит в том, чтобы хотя бы попытаться сделать так, чтобы между нами все наладилось? Может быть, так оно и будет, а может, нет. Но он важен для меня. Он очень важен для меня, и, возможно, мне нужно понять, что к чему, до того, как я начну заниматься чем-то еще.
Возможно, Джексон был прав, и мне просто нужно верить, что магия знает, что делает.
Я прочищаю горло, сглатываю, убираю за ухо упавшую прядь и тереблю одеяло. Мне нельзя становиться уязвимой и попадать в такие ситуации, в которых меня могло бы разорвать на куски.
Поэтому вместо того, чтобы просто высказать то, что не выходит у меня из головы, я начинаю немного медленнее, немного осторожнее.
– А что, если… – Я делаю выдох и с трудом выдавливаю слова из своего сдавленного горла: – Что, если мы не станем заниматься поисками этой самой Короны?
Брови Хадсона идут вверх.
– Тебе не хочется получить Корону?
– Я хочу освободить Неубиваемого Зверя. Я обещала ему, что мы сделаем это, и мы должны выполнить это обещание. Но… возможно, после того как это будет сделано, Корона будет нам уже не нужна?
Секунду мне кажется, что Хадсон перестал дышать. Его зрачки так расширились, что его глаза кажутся почти черными, от радужек остались только тоненькие голубые ободки. Но затем он прочищает горло и спрашивает:
– Ты хочешь именно этого?
– Думаю, да. – Я сглатываю. – А ты сам?
Он чуть заметно улыбается, и я впервые замечаю крошечную ямочку на его левой щеке. Благодаря ей он кажется более уязвимым, менее закрытым, и я погрешила бы против истины, скажи я, что у меня не затрепетало сердце при мысли, что я вижу то, чего не может увидеть никто другой.
И это еще до того, как он говорит:
– О да.
Затем подается вперед, и теперь уже определенно не за ноутбуком. Он смотрит мне в глаза, его губы чуть приоткрыты, и он медленно, медленно, медленно…