Шрифт:
Annotation
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Ольга Николаевна Михайлова
Часть первая
Глава 1. Его сиятельство граф Винченцо Джустиниани
Глава 2. День
Глава 3. Толки и сплетни в толпе
Глава 4. Сокровища мудрости
Глава 5. Дьявольское видение
Глава 6. Записка в книге
Глава 7. Неожиданный разговор
Глава 8. Тени не пошутили
Глава 9. Высшая свобода духа
Часть вторая
Глава 1. Принцип выгоды честности
Глава 2. Заложник чести
Глава 3. «Вы — сам дьявол…»
Глава 4. Суета сует
Глава 5. Тузовый покер
Глава 6. «Sic transit Gloria mundi…»[2]
Глава 7. Solo Eriditiera. Только Наследник
Глава 8. Гроза
Глава 9. Падучая
Часть третья
Глава 1. Чары
Глава 2. Congressus cur daemone. Соитие с дьяволом
Глава 3. Шалости Трубочиста
Глава 4. «Я так устал, Карло…»
Глава 5. Любовь от дьявола
Глава 6. Мёд по венам
Глава 7. Пинелло-Лючиани
Глава 8. Фингал-то откуда?
Эпилог
notes
1
2
3
Ольга Николаевна Михайлова
Желания боги услышали гибельные…
И вновь оно, блаженное томление духа, знакомый трепет в пальцах, ощущение лёгкости и восторга… Я снова обуян Им, Божественным Духом, носившимся в первые дни творения над безвидной и пустой землёй, вездесущим и всенаполняющим. Теперь он здесь, Дух Творения, его дыхание струится через меня, возносит и воодушевляет. Как некогда Предвечный творил миры Словом Своим, так ныне созидаю и я.
Но мне не дано творить миры, я создаю лишь новые вымыслы, чудесные иллюзии и диковинные фантасмагории.
Я — не Бог. Я — творец иллюзий.
Однако куда же повести вас на этот раз? В современность? Ну, нет. В сером потоке пошлости, поглотившем изысканность, мало-помалу исчезло все утончённое. Век стандартных одежд, стандартных желаний и стандартных людей. Где филигранные стихи с оттенком эпикурейства, где художественное чутье, где страстный культ красоты, где хотя бы презрение к предрассудкам и ненасытность в наслаждениях? Нет, здесь творцу делать нечего. Но, может, древние Помпеи? Или средневековый Париж?
Нет. Пойдём туда, куда изначально ведут все пути! В Рим, хранилище картин и статуй, город Августа и Нерона, город кардинальских вилл и ветхих монастырей, и застанем его в век последней романтики, когда ещё существовали чудаки, склонные к изучению необычных наук, ценители старины, изощрённые циники и адепты черных искусств. Вернёмся туда, в век XIX…
Итак, 1856 год. Рим.
«Vota diis exaudita malignis»[1] Варварская латынь
Часть первая
Глава 1. Его сиятельство граф Винченцо Джустиниани
Бог создал человека для нетления, но завистью диавола вошла в мир смерть — Прем. 2, 23
Дождь лил за окнами сплошной стеной, потом по крыше и подоконникам застучали горошины градин. Молния на миг оплела небо ртутной паутиной, раскат грома сотряс виллу. Луиджи Молинари, камердинер его сиятельства графа Гвидо Джустиниани, кряхтя и держа ладонь на боку, где сильно кололо, торопливо спустился по парадной лестнице в холл, боясь пропустить долгожданный стук, хоть и не верил, что мессир Винченцо сумеет добраться сюда в такую грозу. Кто-то говорил, что он живёт в Вермичино, но в последний раз его видели в Трастевере. Но даже если он в Риме, верхом не поедет, а любой экипаж застрянет возле Понте Систо, где ремонтируют кладку. Разве что проедет через Палатинский мост, да только куда в такой град лошадей в объезд-то пускать?
Из графской спальни раздался душераздирающий крик. Луиджи судорожно вздохнул, чувствуя, как сводит зубы. Мимо торопливо пробежала экономка его сиятельства Доната Росси, неся камфару. Луиджи поморщился от её резкого запаха, опустил глаза и с трудом перевёл дыхание. Крик повторился вновь — утробный и жуткий, точно кричал пытаемый. Луиджи трясущейся рукой стёр со лба холодный пот. Господин умирал в страшных муках, ещё вчера на лице мессира Гвидо проступила печать чего-то нездешнего, потустороннего, и доктор Сильвано уверенно сказал, что ночи графу не пережить. Но нет, обошлось, хоть до утра кричал, как на дыбе. Приходил и падре Челестино, но, увы, господин даже исповедаться не смог, такие боли…
И то сказать, парализовало его сиятельство внезапно: неделю назад мессир Гвидо немного навеселе вернулся со званого ужина своего приятеля, графа Вирджилио Массерано, отослал слуг, и вдруг около двух пополуночи из столовой послышался звон разбитой посуды. Луиджи с Донатой подоспели первыми и онемели от ужаса: мессир Джустиниани лежал, распластавшись в луже крови посреди комнаты. Был вызван доктор, и пока господина переносили в спальню, выяснилось, что на плитах — вино, видимо, его сиятельство выронил бутылку, да и поскользнулся на скользком полу. У всех отлегло от сердца, однако тут появился врач и по симптомам определил апоплексический удар. У графа отнялись ноги, перекосило лицо, пропала речь. Потом мессир Джустиниани всё же смог с трудом пробормотать несколько слов, приказав послать за племянником Винченцо.
Не дело камердинера обсуждать господина. Луиджи и не обсуждал, однако его молчание не было одобрением. Нрав Гвидо Джустиниани имел резкий, гневливый и несдержанный, в церкви в последние годы не бывал даже на Рождество и Пасху, только и знал, что Бога гневить да творить непотребства, — и вот в последний день хватился. Да только разве разгребёшь в смертный час то, что наворотил за годы? Мессир жил так, словно считал себя бессмертным, а теперь вон воет волком, и уже в который раз молит позвать Винченцо. Да только где же разыскать в огромном городе того, кому сам запретил переступать свой порог? И переступит ли молодой мессир Джустиниани через обиду?