Желания
Шрифт:
Тренди не удивлялся, откуда здесь столько знаменитостей. Всех их собрало на «Дезираде» выступление великой Крузенбург. Но каким образом сюда замешался папский нунций Барберини, в котором все видели продолжателя дела святого Петра? Информированные источники заявляли, что с ранней юности он улаживал самые запутанные процессы между христианскими государствами и многочисленными антирелигиозными режимами. Этот слух подкреплялся его пристрастием одеваться по старинке в камилавку и фиолетовую сутану, ныне уже вышедшие из употребления. Его осторожность и политическая ловкость породили легенды, и хотя положение обязывало Барберини присутствовать на светских раутах, до сего дня он ни разу не был замечен на подобных мероприятиях в компании с местной буржуазией, международными знаменитостями или группой длинноволосых, затянутых в кожу и обвешанных крестами решительных и бескомпромиссных молодых людей. Тут же, склоняясь перед Констанцией фон Крузенбург, надували щеки Алекс, Питер Уолл, Ами д’Аржан. И только Анна Лувуа в облегающем платье и явно настоящих драгоценностях, единственная придавала немного элегантности этой бесцветной провинциальности, ярчайшим представителем которой являлся повисший на ее руке месье Леонар в кричащем, плохо скроенном костюме, подчеркивавшем все выпуклости его фигуры и землистый цвет лица.
Анна смело встретила взгляд певицы и, дерзко повернувшись к ней спиной, проследовала к буфету. Слуги в ливреях начали откупоривать бутылки. Тренди внезапно почувствовал себя очень неловко, и ему тут же захотелось уйти. Он избегал светских мероприятий, вероятно, потому, что они напоминали ему о матери. После всего увиденного он понимал ироничную улыбку Крузенбург. И потом, разве элементарное благоразумие не подсказывало ему вернуться к своим рыбам? В замешательстве он поискал глазами Рут. Они с Корнеллом сидели в том же углу. Рут была задумчива и, казалось, чего-то ждала. Была ли тому причиной музыка? Или воспоминания о Командоре? Тренди вновь охватило любопытство. Как же он мог забыть о Командоре! Он даже не попытался отыскать его в толпе. Где же он мог быть? Вероятно, на нем был обычный костюм, дабы не привлекать внимания гостей, а может, чтобы лучше за ними наблюдать, он спрятался за одной из портьер или колоннадой? Тренди обежал глазами зал. Все или почти все были одеты в черное, и этот цвет впервые показался ему живым, полным всевозможных оттенков — от матовости бархата до блестящего глянца атласа и шелка. Юные девы толпились вокруг певицы, краснея под ее холодным взглядом, безжалостно изучавшим их груди, стиснутые лифами по последней осенней моде. Уже не надеясь узнать Командора, Тренди собрался уходить, как вдруг увидел высокого мужчину, болтавшего с девушками и целовавшего руку оперной дивы. К Тренди он стоял спиной. Наступила тишина, затем мужчина увлек Крузенбург в маленькую дверцу, сделанную художником в глубине декорации. Тренди успел только рассмотреть его трость и седые волосы.
Затем завязалась обычная салонная болтовня, и все затолкались возле буфета, где предлагали дичь. Тренди вновь направился к двери, которую продолжал подпирать погруженный в свои мысли чернокожий архитектор. Тренди не решился ему мешать. Он растерялся как никогда, и ему смертельно захотелось оказаться подальше отсюда. Он почувствовал себя загнанным в ловушку и еще долго переживал бы по этому поводу, если бы внезапно на его плечо не опустилась чья-то рука.
— Пойдемте со мной, — произнес глухой голос. — Этот дом довольно любопытен, не правда ли? И в нем живут.
Это был мужчина, принесший приглашение Рут. Сириус сопроводил свои слова несколько вымученной улыбкой, он повлек Тренди в угол зала, где уселся в кресло возле высокого столика под большим зеркалом во флорентийском стиле — это уже напоминало на «Дезираде» какую-то манию. Тренди украдкой поискал в зеркале свое отражение, чтобы поправить волосы, слипшиеся от пота.
— Будьте осторожны, — предупредил Сириус.
Тренди, ничего не понимая, взглянул на него и вернулся к зеркалу, слегка помутневшему от времени. Сквозь сероватый налет он увидел лишь отражение декорации, опрокинутые колонны Парижской оперы и ее ложные перспективы, заканчивавшиеся дверью, за которой исчез золотой отблеск волос Крузенбург.
Сириус коротко хохотнул.
— Это зеркало судьбы, — сказал он. — Не смотритесь в него, вы не увидите себя. Вернее, увидите там свое будущее. Часто это бывает приятно.
Тренди попытался ускользнуть:
— Я не могу сегодня остаться надолго. У меня обязательства, которые…
— Вы боитесь? Как это глупо. Вы ничего не увидите в этом зеркале. Чтобы увидеть в нем будущее, нужно всей душой отдаться алхимии. А алхимия в этом низменном мире… Но пойдемте же. Я хочу представить вас кое-кому из наших гостей.
Сириус встал и вцепился Тренди в руку. Тренди не ожидал, что столь незначительный жест окажется таким властным. Побег теперь стал невозможен. Сириус был высоким и хрупким и, казалось, без возраста, и тем не менее он излучал опасность. Часто бывая на ночных улицах, Тренди отлично знал это ощущение инстинктивной, почти животной опасности; почти каждую неделю кого-нибудь резали бритвой, ножом, убивали из револьвера из-за красотки кабаре или нескольких граммов несущего забвение порошка. Неустрашимый, а может, просто неосмотрительный, Тренди всегда выходил из этих передряг невредимым, чаще всего спасаясь бегством, а два или три раза — ценой нескольких шрамов. И вот теперь, вместо того чтобы как можно быстрее убраться, он позволил этому хромому повести себя, словно собачку на поводке… Тренди снова поискал глазами Рут и Корнелла, но те затерялись среди гостей. Все толпились вокруг буфета — и местные дворянчики, и знаменитости. Сириус представил Тренди каждому гостю. Тренди вежливо, но молча приветствовал всех — сдавленных корсетами юных девушек, затянутых в кожу парней, удрученного больше обычного Дракена, актера, переодетого махараджей, двух эрцгерцогинь, о которых уже слышал от матери, ближневосточного миллиардера и даже короля острова Борнео, только что изгнанного оттуда после государственного переворота и постоянно жаловавшегося на трудные времена. Аврора Миллениум вместе с Барберини, охотно подхватывавшим каждое ее пророчество, вела с экс-королем душеспасительную беседу.
— Жарко, — сказал Сириус и предложил Тренди большой бокал с каким-то напитком. — Не хотите чего-нибудь съесть?
— Я не люблю дичь.
— Вы не правы. Сегодня вечером, в соответствии с музыкой и платьями дам, подают только черное мясо: косулю, оленя, кабана. Дичь изысканна. Впрочем, как хотите.
Сириус снова уселся в кресло рядом с большим камином, в котором потрескивали дрова. Пламя горело ровно, с зелеными отблесками, как и в десятках канделябров, освещавших зал. Сириус сделал Тренди знак сесть напротив.
— Как здесь хорошо… Садитесь. Не будем больше ни о чем говорить, просто насладимся теплом огня.
Он откинул голову на бархатную спинку и закрыл глаза. Тренди же не переставал думать о том, как бы улизнуть, напрасно высматривая среди гостей Рут и Корнелла. Наконец он смирился и сел в предложенное кресло. Перерыв затянулся. Совсем рядом с камином высилась громадная статуя из обсидиана — гигант с дубиной, возможно, какое-то божество из Месопотамии или Азии; Тренди удивился, как это он до сих пор не замечал статую. Фигура была покрыта капельками воды, словно атлет напрягся. Разумеется, это был всего лишь эффект конденсации в душной комнате, но Тренди не мог отделаться от мысли, что статуя дышит. Сидевший напротив Сириус не дремал. Полузакрыв глаза, он, казалось, уставился в некую невидимую точку, в которой был заключен одному ему известный тайный мир. Огонь загудел, и это встревожило Тренди. Был один странный факт: этот огонь отличался по своей природе от других огней, огня Рут, например; никто его не раздувал, а он вдруг разгорелся с новой силой.
Вокруг Тренди стоял гул голоса. Одна группа говорила на повышенных тонах. Тренди прислушался. К своему огромному изумлению он узнал Анну Лувуа. Это был один из тех светских обменов мнениями, который услышишь в любом салоне, но Анна, похоже, злилась.
— …Вы ошибаетесь, — убеждала она Корнелла. — Вы, конечно, известный профессор, но, как и мы все, способны бояться. Вспомните последний дождь из падающих звезд шесть месяцев назад. С того дня никто в мире, говорю вам, никто больше не видел ни одну из этих звезд. Словно небо стало мертвым.
— Как вы можете повторять эти глупости? — упрекал ее Корнелл. — Оставьте их тем, чьей профессией является фабрикация новостей. Вряд ли они проводят свои ночи, считая звезды. А вы тем более, Анна.
— Шесть месяцев назад звезды пролились дождем. Последним дождем, возвещающим конец света.
— Да кто вам сказал эту чушь? Какой-то астролог? Год назад ни о чем таком и не думали. Все эти глупости раскопали в старых средневековых рукописях, среди сотен других бредней. И вдруг разом, неизвестно почему, их вдруг вытаскивают на свет. Вероятно, чтобы скрыть что-то другое. Другие бедствия, настоящие. Поверьте мне, Анна, перед тысячным годом тоже говорили…