Желанная для Альф
Шрифт:
— Ш-ш-ш! — шикаю на неё, скидывая костлявую тушку свекровки с себя. Хорошо, что у Жирова охрана тупая, и на улице давно стемнело, иначе нас бы наверняка сразу же застукали! Киваю в сторону на мужчину в метрах двадцати от нас. Молча затихаем, прячась в кустистых цветах алых бархатистых роз. Повезло, что и собак пока не видно. Очередной Хитмен идёт с другой стороны дома, и двое мужчин пересекаются аккурат возле нас и резко останавливаются. Я прямо боюсь дышать от страха, что нас обнаружат.
— Уже жалею, что согласился! — произносит один из них. — Даже денег таких нихера не надо!
— Чего так? — удивляется другой.
Тот хмыкает.
— Слышал об авторитете одном, контролирующем территории неподалеку?
— И? — спрашивает другой, активно чавкая, жуя жвачку. — Ты о ком?
— Как о ком? Ты не местный, что ли? О Чёрном, мать твою! Вроде говорили, помер он давно, и его место сынки заняли. Так они ещё хлеще, чем их батя! — отзывается тот, что начал разговор. А у меня сердце в пятки уходит, потому что я понимаю, что разговор идёт о Кире и Яре. — И если эти авторитеты соберутся вместе, нам всем крышка, ёбаный в рот!
— И? — опять тупит другой, а я закатываю глаза. Внатуре, блин, дебилы!
— Что, блядь, «И»? Говорят, что те бабы, которых мы схватили сегодня — это их шлюхи! — сжимаю кулаки, готовая навалять этому козлу, который обозвал меня шлюхой, а Лидия Петровна смотрит на меня, разинув рот. Отвожу взгляд. Поняла, видимо, что речь и обо мне тоже. Ай, похер! Она давным-давно хотела развалить наш брак с Максимом, и ей это прекрасно удалось. Восемь лет тюкала мне и сынку по темечку, как дятел, не стесняясь в выражениях, что мы не пара, мягко говоря.
— Просто, если начнётся махач, не лезь! — советует второй. Разумно. Киваю, будто это было сказано именно мне. И они расходятся. Хватаю Лидию Петровну за руку и тяну за собой в сторону мангала, который в прошлый раз дал мне уйти отсюда. Сейчас бежать в сторону леса небезопасно, лучше переждать. Бежим между яблонь к забору, и я затихаю, потому что с другой стороны слышу выстрелы. Много выстрелов и дикий, нечеловеческий рёв.
— Что это? — спрашивает свекровь дрожащими губами.
— Началось, — шепчу я, сложив руки где-то на груди, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, которое сжимается от волнения и страха за своих любимых. — Сюда, — киваю ей в сторону огромного столика с дровами. Мы обходим его, и я отодвигаю железную заслонку. Места много, ей хватит. Одной. — Забирайтесь! — командую женщине.
— Я туда не полезу, там угли! — возмущается она.
— Они холодные, не переживайте, не зажаритесь! — успокаиваю её.
— Они чёрные! Моя одежда вся перепачкается! — говорит Лидия Петровна, почему-то удивляясь, как так, что я не понимаю очевидных вещей.
— То есть ваши шмотки важнее жизни? — спрашиваю у неё. — Вы удивительная женщина, Лидия Петровна!
— Ладно ты, не умничай нихера! — шикает на меня и вздрагивает от неожиданного рёва рядом с нами. Точнее, за моей спиной. — М-м-м… ме-ме…две… А-а-а-а-а…! — заверезжала она и сама полезла внутрь мангала, прикрывая дверцу с задвижкой. Боюсь повернуться, медленно шагаю в сторону размашистых яблонь, не оборачиваясь. Страх бежит по венам, а в голове стучит вопрос: «Кто это?». Наши ли ребята или мне всё же стоит ожидать удара лапой по башке? Тихий шелест травы и тяжелая поступь говорит о том, что и медведь идёт за мной. А мне вдруг неожиданно тыкаются мордой между ног, обнюхивая. Резко разворачиваюсь и вижу медведя с удивительной светлой шерстью. Русой такой, как у моих ребят. Этих медведей я ни с кем не перепутаю. Широко улыбаюсь. Наши… Смотрю ему в глаза. Грустные такие, сосредоточенные. Глаза моего милого и вечно угрюмого Ярослава. Трогаю его за морду, поведя ладонью прямо к пасти.
— Привет, любимый! — шепчу ему, пальцами зарываясь в густую шерсть на загривке, и медленно опускаю голову к его морде, дотрагиваясь своим носом его холодного. — Яр, как ты? Я так испугалась!
Кости его затрещали, шерсть стала исчезать и меня
— Боже мой, маленькая моя, я чуть с ума не сошел, пока искал тебя! — горячее дыхание обдаёт мою щеку. — Не могу без тебя, сладкая моя! — целует каждый миллиметр моего лица, докуда может дотянуться.
— Где Кирюша? — спрашиваю Яра, обнимая его, тая в медвежьих объятиях старшего Чернова.
— Я здесь, моя Ванилька! — раздаётся за моей спиной. Я поворачиваюсь, и Кир отбирает меня у брата, крепко обнимая. И я снова растворяюсь в таких желанных объятиях. Мне хорошо! На душе спокойно и тепло. Мои мужчины! Никому их не отдам! — Не пугай меня так больше никогда, прошу!
— Я постараюсь, правда! — целую Кирилла в губы. А что я могу ещё ответить? Конечно, я буду стараться не лезть на рожон, но многие обстоятельства от меня совсем не зависят. Ярослав подходит со спины и целует меня в шею. А я вишу на Кире, снова зажатая между моими истинными. Только теперь я не чувствую, что эти объятия душат меня. Не чувствую давящую пустоту и потерю себя самой. Это я и есть. Я и мои ребята. Они мои, а я их. Мы — одно. И от этого чувства у меня абсолютная душевная эйфория. Меня переполняет от ощущения счастья и любви. Было б у меня десять рук, я бы ими всеми обнимала своих мужчин.
— Отпусти её, Чернов! — слышу я голос Бориса Аркадьевича, а Кир прижимает меня сильнее к своему телу, пытаясь вдавить меня внутрь себя, утробно и яростно рыча.
— А ещё что нам сделать, Жир? — встаёт перед нами Ярослав, а я громко всхлипываю от ужаса и просто готова заплакать навзрыд. Потому что когда разворачиваюсь в руках младшего из братьев, вижу, что Жирова окружает кучка таких же голых, как и мои истинные, мужиков. Оборотни. И их слишком много. А нас уже окружают люди в черных костюмах, наперевес с оружием, во главе с ухмыляющимся Шкетом. Но их немного, человек пятнадцать. А других ребят нет. Наверное, в доме, или, не дай ты Бог, с ними что-то могло случиться.
— Просто отпусти её, и всё! Тогда я оставлю в живых девку Ветра, — произносит Аркадич, поправляя галстук на своём третьем подбородке, потому что я так и не поняла, есть ли у этого человека шея вообще.
— Значит так, — щурится Ярик и я чувствую, как от него исходит какая-то энергия. Тяжелая и мощная энергия, которая заставляет склониться на колени десяток голых мужиков и заскулить Борисика. Тот верещит так громко, что у меня начинает звенеть в ушах. Он, как красна девица, которую застали за ширмой в неглиже в момент переодевания. — Немедленно съебались все по домам! — рыкает Яр. — Это ваш последний шанс остаться в живых! Остальные уже мертвы!
Огромная спина моего Ярослава застилает почти весь обзор. Луна снова светит ярко, и я вижу раны на коже старшего из братьев. Моё сердце болезненно сжимается, а Кирилл, будто почувствовал мою боль и тревогу, гладит меня по спине, успокаивая.
Смотрю, что некоторые из голожопов, болезненно сжав челюсти и приложив руки к голове, начинают скулить и уходить проч.
— Стоять всем! Я кому столько плачу? Вы куда? Предатели! Ай-яй, Ярчик, остановись! Не надо-о-о! Только не опять! — пищит Жиров, сдавливая свою голову. А я широко улыбаюсь, осознавая силу моих мужчин. Но моя улыбка быстро меркнет, когда Кирилл опускает меня на землю и приказывает присесть и закрыть голову руками. Не понимаю почему. Ярослав быстро поворачивается ко мне, и я замечаю, что он еле-еле стоит на ногах. У него течет кровь из носа, которую он размазывает тыльной стороной ладони, пытаясь незаметно для всех смахнуть её. — Шкет, стреляйте в них! Вы же видите, что они не бессмертные! Быстрее же, ну! — кричит Борис Аркадьевич, пытаясь остановить и свою алую кровь из носа, что льётся из него, словно ручеёк, стекаясь вдоль широких губ на подбородок, второй и третий, портя белый воротничок дизайнерской рубашки.