Желанное наказание
Шрифт:
– Милая, – шептала старуха, обнимая рыдающую девушку, закутавшуюся в одеяло, – ну, не плачьте! Это ничего; ничего страшного не произошло. Это всего лишь обычная любовь, да, еще одна сторона отношений между мужчиной и женщиной. Все женщины рано или поздно дарят себя мужчинам, это долг каждой любящей жены и ее жертва. Ну все, все хорошо. Не нужно так расстраиваться. Все будет просто отлично!
Алилесса, слушая ее утешения, прижавшись к груди этой незнакомой женщины, плакала еще горше, потому что та не понимала истинной,
Жена!
Значит, Гранчестер все же объявил ее своей женой перед слугами, а это означает, что он принудит Алилессу быть его, пока ему не надоест. Его игрушкой, его вещью, его очередной выгодной покупкой. А значит, он не отпустит ее сейчас. Она останется здесь, в его доме, и с Томом вряд ли увидится. Никогда больше, никогда… Алилесса зарыдала еще громче, пока горничная гладила ее по пышным волосам, тихонько баюкая, как ребенка, и шепча ненужные слова утешения. Сердце девушки разрывалось на куски.
– Ну, зачем так плакать, – ворковала старуха, – вы теперь не просто хорошенькая юная девочка, вы теперь супруга Лорда, леди Гранчестер. Это налагает некоторые обязанности, понимаете? Люди их круга не позволяют себе такой роскоши, как быть заплаканными, проявлять излишне откровенные эмоции при людях, понимаете? Миледи, вам нужно это понять и начинать привыкать к вашему положению…
– Не будет никакого положения, – провыла Алилесса, – он скоро выгонит меня, ах, оставьте ваши нравоучения!.. Не хочу ничего слышать!
Старуха, чуть отстранившись от рыдающей девушки, насмешливо фыркнула, рассматривая ее залитую слезами мордашку. Она не понимала, не знала истинной причины этих слов, ведь Гранчестер наверняка не делился с ней ни своими мыслями, ни своими планам относительно Алилессы. Поэтому эту истерику старуха списала на неуверенность юной, неопытной девушки. Вероятно, переживает, что не сумела доставить мужу удовольствие в первую ночь, или считает, что что-то пошло не так, совсем не так, как ей описывала мать, постеснявшаяся рассказать правду, вот и говорит невесть что?..
– Люди его положения, – веско произнесла старуха, глядя Алилессе прямо в глаза, – не женятся и уж тем более не разводятся просто так. Это не принято, это… скандально! Ну же, миледи. Отбросьте все терзающие вас мысли. Лорд Терроз уже несколько раз справлялся о вас. Он хотел ехать по делам, но решил остаться и дождаться вашего пробуждения. Так что утрите ваши хорошенькие глазки, вам совершенно не о чем плакать. Я помогу вам одеться. Если пожелаете, я всегда буду при вас и подскажу, научу, что полагается делать и как полагается себя вести.
Алилесса глубоко вздохнула, успокаиваясь. Ну, все верно. Не полагается выносить на всеобщее обозрение свои мысли, чувства, отношения. Гранчестер нацепил свою непроницаемую холодную вежливую маску, спрятал под видом приличного человека свою звериную натуру, и создает для всего света образ примерного и заботливого мужа.
Такого, каким он должен быть. И Алилесса должна будет – по его мнению, – для всего света вести себя как образцовая жена. Никто не узнает, что на самом деле, за этим фасадом, нет чувств и любви, нет уважение, не узнает, что лорд, желая сохранить свое громкое имя, женился, чтобы о нем не говорили – спит с кем попало…
Вот почему он женился.
Его положение в обществе не позволяло ему вести себя легкомысленно, а ему хотелось.
«Я хочу вас трахать, и я буду вас трахать».
*************
Алилесса вдруг вспомнила, что в ее сумочке, которую вчера среди ее прочих вещей должны были привезти и положить где-то в комнате, вероятно, в гардеробной, есть телефон. А значит, можно позвонить…
Можно позвонить Тому.
Еще раз услышать его голос, хоть какие-то человеческие слова, вопросы, услышать негодование, возможно брань, хоть что-нибудь, лишь бы это был его голос, родной, любимый!..
Пока старая горничная убирала постель, Алилесса на цыпочках прокралась в гардеробную. Ее свадебная белая шелковая сумочка нашлась сразу, и Алилесса с сильно бьющимся сердцем схватила ее, прижала к себе как самое дорогое сокровище и бросилась в ванную комнату.
Там она включила воду, чтобы ее шумом заглушить свой голос, чтобы никто снаружи не слышал ее разговора, и дрожащими пальцами набрала заветный номер.
От звука голоса Тома она разрыдалась, зажимая рот ладонью, чтобы никто не услышал ее – ни старуха, убирающаяся в комнате, ни Том. Слезы закапали .полились ручьями по щекам, и она не сразу расслышала, поняла, о чем Том спрашивает ее.
– Милая, милая! – твердил он как заведенный. – Что с тобой?! Ты плачешь?!
– То-ом, – прошептала она дрожащим голосом, захлебываясь слезами. От его тревожного голоса стало невероятно хорошо, так хорошо, что она расслабилась, опустилась на пол, откинула голову и закрыла глаза. Больше, казалось, ничего и не надо было, лишь бы только слышать его. – Ну, вот и все, Том…
– Отчего ты так говоришь?! Что ты там задумала?! Не смей с собой ничего делать, слышишь?! Я не переживу этого! Ты меня слышишь?!
Она тихонько рассмеялась, совершенно счастливая, утирая мокрый нос.
– Том, – произнесла она с нежностью в голосе. – Я люблю тебя, Том. Прости меня…
И она снова разрыдалась.
– Что он сделал с тобой?! – взвился Том. – Он избил тебя?! Я убью его!
Алилесса снова рассмеялась, чувствуя всепоглощающую нежность. Том такой смешной… В его голосе причудливо перемешивались страдание, горячность, любовь и капля ревности. Ревность слышалась в том, как он произносил слово «он». С отвращением, но и с ревностью, ведь «он» теперь муж Алилессы. Муж…