Железная Дева
Шрифт:
Выдали пропуск, одежду. Сложно было самой надевать штаны, накидывать футболку и куртку. Синяки так и не рассосались, слишком уж глубокие повреждения я получила, да и кости, пусть уже срощенные, не окрепли до конца. Так противно знать, что они могут переломиться от слишком быстрого неловкого движения. И я снова выпадаю из течения жизни, обречённая лишь наблюдать как стыдливый Альфа.
По коридорам, стараясь огибать за метр каждого человека в больнице, я приблизилась к выходу. Охрана была вся при вооружении, в руках несколько воинов сжимали новые комбинации автоматов и огнемётов серии FC48. Я невольно загляделась, готовая шлёпнуть себя по щекам, чтоб не начать откровенно пялиться или приставать с расспросами. Постреляла бы с удовольствием, вспомнила, какова на ощупь слабая дрожь заряженного оружия. Но не сегодня, иначе рискую больше не вдохнуть идеально чистого воздуха Города, где никогда не мелькали ароматы жжёных тараканов и их выпотрошенных внутренностей. Вспоминая заранее, чтоб не шокировать нос, я погрузилась в забытые нотки металла.
Непривычно без ВЕРИ-СМАРТ на запястье, и словно голая я ворвалась в толпы. Начало Отсчёта, Горожане отправляются на свои работы. В основном это фабрики для бесконечного поддержания жизнедеятельности каждой округи. Судя по выхолощенным улицам и вылизанным дочиста тротуарам, я в прямо центре, в сердце Города, где особенно ощущается пульс самого большого поселения людей на Венере. Тут везде человек, и он спешит куда-то. Что на работу, что с работы домой. И постоянное кручение труда, ни часа перерыва. Город круглосуточно в производстве и улучшении качества жизни, питаемый войной и захватом новых территорий. Будет ли он насыщен, когда последний клочок голубой планеты будет подконтролен людям? Когда каждый сантиметр полезных ископаемых будет с лёгкостью доставляться в пределы полимерной Крышки? Губа болит, потрескавшаяся, отвлекает от вопросов, что роятся в жадном до новой информации мозгу. Я наугад ступила, боясь застрять на месте. В движении вся суть, и так было всегда в моей жизни.
По улице Бирюзовых Воздвиженцев, пересекая проспект Криницкой с его огромными путями общественного транспорта, я удалялась от больницы. Длинные массивные пути на воздушных подушках затяжными маршрутами перевозят людей из центра на окраины, сменяя рабочую силу между собой. Перейти его оказалось той ещё задачей. Давно тут не была, и подземные переходы, когда-то всегда полные барыг и скрытых притонов, сменились на мосты. Никакой тени, только всегда видимая правда. Несколько Патрульных с пистолетами на каждом конце. Город явно стал строже, и я считаю, что это к лучшему.
Я постепенно скрывалась от центра, где небоскрёбы касаются Крышки. Выше уже некуда, но не удивлюсь, что для шпилей новых зданий специально проделают дырки, лишь бы тяга к Солнцу была более явной. Входя на первый круг, отлично ощутила, как поток людей поредел. Лица сменились на более угрюмые, таскаются между каменных зданий вместо металлических пальцев центра. Тут живёт в основном рабочий класс — основа фабричного производства. Самые лучшие оружейные мастера всегда пахали на износ, но я и предположить не могла, что величайшие умы человечества выглядят словно попрошайки. Покрасневшие глаза в землю, пока уставшие руки сжимают дипломаты. Оттуда торчат чертежи того, что вскоре приобретёт Бирюзовая армия. Выразить бы благодарность каждому жителю этих районов, да горло саднит, гланды опухли и чуть ли не упираются друг в друга. Я поспешила дальше. Что-то тянуло убраться от шума и запаха. Он пусть и кажется вездесущим, но таковым не является. Я как выросшая в интернате это прекрасно знаю.
Чем ближе к краю Крышки, тем более размытая грань между кругами. Первый, населённый инженерами, плавно перетёк во второй круг, где практически каждый дом принадлежит обычным рабочим, что своими руками возводят Город и собирают новейшее оружие. Искусные мастера сейчас на многочисленных фабриках, и вокруг ни души. Облагороженные районы пустуют, словно брошенные, и можно шататься по ним без помех. Хоть кричи во всё горло — до середины Отсчёта здесь никто не появится. Говорят, здесь родился один из первых Генералов Бирюзовой армии. Тот, что придумал «приманку». Не удивлюсь, что это абсолютная правда. Среди военных нет почти никого из центра, и жизнь Города, его единственный шанс на существование, обеспечивается исключительно внешними кругами, пока центр словно Альфа руководит основной физической силой. Совет там же, незримый, нелюдимый орган власти, до которого не дотянуться и таким, как я сама.
Второй круг своими парками прилип к третьему. Тут растений больше, и они куда выше. Густая тьма накрывала дорогу, ставшую полностью асфальтированной вместо голого металла центра и первого круга. Приятный цокот обуви без лязга металла отправлял мысли в прошлое. Приятные воспоминания о детстве, когда я железные строения видела исключительно на плакатах, до этого жившая слишком далеко от сердца Города. Побиралась на окраинах и была искренне счастлива. До сих пор не ощущала более сильной радости, чем когда была маленькой. Ограниченная свобода почему-то казалась бесконечной, хотя сейчас всё наоборот, и я словно сама себя заперла в прямом коридоре, выход из которого происходит лишь через смерть.
Сквозь кустарники, по сужающимся тропинкам я выходила на четвёртый круг, прижавшийся к Крышке так плотно, что иной раз можно не заметить полимер и упереться в него лбом. Удар отрезвит, напомнив, что тут кончается цивилизация и начинается война за каждый сантиметр. Самый тонкий, но самый длинный по окружности, этот район как кольцо окаймляет все остальные, являясь последней гранью и первой баррикадой, если когда-нибудь Сарсуры пробьются в пределы Города. И тут я жила до поступления в Академию, не зная точно никогда, на каком круге была рождена. Документы упрощены, имя да фамилия, от которой я б с радостью отказалась полностью. Благо, позволили нашивку оставить с одним именем. Я была довольна.
Знакомые переулки, и дома так далеко друг от друга, словно прячут самые великие в мире секреты от остальных. Мои приятели детства, мы искали себя в этих заросших пустошах, не зная, кого и куда разбросает жизнь. Я надела капюшон, надвинула на лоб, последовав старым привычкам не привлекать к себе внимания и быть тише самого лёгкого колыхания травы. Так спокойнее, привычнее после стольких лет на службе и сотен публичных наград. Здесь всё это не считается, и только то, что внутри, имеет хоть какое-то значение. Простота, она была в почёте, и высунувший голову из высокой травы должен был доказать, что достоин держать её выше остальных. Я так никогда не рисковала в то время.
Фонарей почти нет, они все остались позади, ближе к центру. Мышечной памятью я двигалась к интернату. Неспособная противиться иррациональному желанию, ускорила шаг, словно там меня ждёт избавление от всей боли, что скопилась за годы моего отсутствия. Знакомые лица и родные стены, бывшие когда-то лучшим в мире убежищем от любых невзгод. Детские впечатления не выжечь, не вынуть клинком, и мои слишком сильны, чтоб бороться с ними. Со слезами на глазах пустилась в лёгкую прыть, затем и помчавшись со всех ног. Пусть болят, пусть лёгкие выпрыгивают наружу, но я как можно быстрее вернусь туда, где всё начиналось.
Родной дом показался за несколькими поворотами и парком. Скрытое высокими деревьями, деревянное строение оставалось на месте всё это время, но утратило былой вид. Заброшенный интернат выглядел больным. Доски обветшали, дыры в стенах были размерами с окна, лишившимися стекла. Жуткие сквозняки со свистом пролетали сквозь него и достигали меня, уже остановившуюся в забеге. Переводя дыхание, я готовилась вступить внутрь, зная, что не найду ничего для уставшего разума.
Заросшая травой каменная площадка, ведущая к главному входу. Там всего одна дверь, и та висит на прохудившихся петлях, готовая оторваться от любого дуновения имитации ветра. Я на цыпочках подкралась к тьме, что скрывалась в интернате, и сделала первый шаг за порог, когда сердце перестало так рьяно рваться из проломленной груди.