Железная коза
Шрифт:
Умный, как участковый, Шварк Хлопс любил на эту тему поспорить, но побеждал не всегда, так как в детстве сбежал из секции бокса после первого занятия. Впрочем, несмотря на столь общительный характер, мистер Хлопс за прошедшие годы не только сохранил все свои зубы, но и даже преумножил их количество.
Лишь мистер Хватсон закончил черновую запись услышанного, Хлопс продолжил.
— Друг мой, я вас удивлю еще больше, сообщив, что перед нами не кто иной, как наша домохозяйка миссис Матсон, которая пришла требовать квартплату за последние пять месяцев, а мы, естественно, сварганим дело и упекем хозяюшку лет
— Вообще-то, — решила вписаться в разговор луноликая Озноба, вдова по-крупному, — мое имя — Озноба Козан-Остра. До убьет бог охоты, лишних муравьев в ваших черепных коробках.
Возникла немая сцена на три секунды: Городничий посередине в виде столба, с распростертыми руками и закинутою назад головою. По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движением всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак…
Ой, стоп, последние строчки не читайте, они не отсюда: ошибка наборщика. Просто возникла немая сцена. Но старый опытный зубр Хлопс быстро сориентировался. Он вскочил с места и возбужденно затараторил, почесывая то кончик носа, то плечо, то подбородок:
— С этими женщинами вечно попадешь впросак. Любой суперинтеллект, любая дедукция и индукция перед ними бессильны. Помните, Хватсон, миссис Пиги? Когда она тайком листала мой паспорт, оказалось, лишь проверяла, холост ли. — Тут мистер Шварк постарался незаметно подменить папку, в которую подглядывал с начала допроса и мимоходом почесал на груди, запустив пятерню под пиджак. — Ну конечно, это никакая не миссис Матсон, эту девушку задержали вчера голой на базаре. Утверждает, будто она — княгиня праславянского городища Мутотеньск-Берендейский. Что? Вы, дорогой друг Хватсон, собираетесь спросить, как я догадался? Ну, это настолько элементарно, что и бобру понятно.
Доктор Хватсон записал и этот гениальный экспромт. Доктор записывал все потому, что был литератором. Известным в определенных кругах под псевдонимом «Доброжелатель». В его собрании сочинений, хранившемся в архиве МВД, наличествовали такие шедевры, как «Союз грыжи», «Сокровища вохры» и «„Голубой“ карбункул». Но критики выше всего ставили повесть Доброжелателя о том, как мистер Шварк Хлопс лично пристрелил сэра Баскервиля, собаку. Еще доктор Хватсон был доктором. По наследству, ибо появился на свет через девять месяцев после того, как Хватсон-старший прописал одной пациентке постельный режим.
Озноба ничего этого не знала, и потому несколько заскучала. Томно потянувшись и зевнув в ладошку, экс-княгиня решила выглянуть в окно.
— Стоять!!! — вдруг вскочил и рванул кобуру доктор. Напряженный, как домкрат.
Хлопс посмотрел на него возмущенно.
— Дорогой друг, с чего это вы решили, что сегодня быть «злым следователем» ваша очередь? — смачно трясь спиной о спинку стула, с ледяной вежливостью поинтересовался мистер Шварк.
— Но ведь в прошлый раз… — Для сравнения с Хватсоном более всего подходил рулон туалетной бумаги, отлично иллюстрирующий непрерывность мыслительного процесса, отраженного на лице доктора.
— Ну и что, что в прошлый раз? Надо жребий бросать. Пусть Небо нас рассудит.
— Но ведь в прошлый раз вы отказались бросать жребий, мотивируя тем…
— Любезный друг, что вы пристали ко мне с этим
— Орел, — шепотом сказал азартный доктор. — Да поможет мне Семаргл, который еще ни разу не помог выиграть в лотерею.
Монетка кувыркнулась золотой рыбкой. Сыскарь поймал ее в кулак, и прежде чем разжать руку, почесал у запястья.
— Орел! — радостно поставил диагноз доктор. Действительно, выпал двуглавый.
— Поздравляю. Вы победили, — вздохнул Шварк. — А мне, несмотря на природную доброту и крайне покладистый характер, придется топать ногами, щипаться, хлестать по щекам. Ладно-ладно.
— Постойте, — возмутился Хватсон. — Выпал «орел». Это я должен щипаться. — Попытался бороться Хватсон, хотя в своих произведениях как раз проповедовал идеи пассивности, отказа от социальной борьбы, безразличия к радостям и страданиям. Для его творчества были характерны физиологизм, примитивная развлекательность, мелодраматизм и внешняя красивость. Иногда автор смелел до того, что заявлял, будто вообще перед своим пером не ставит задач проникновения в существенные, глубинные процессы действительности. А иногда отваживался называть себя антропологизистом.
— Оставьте, верный друг, я понимаю, что вы готовы прийти на выручку старому товарищу. Но жребий есть жребий. Вы победили, и как джентльмен должны не мешать мне нести свой крест.
— Но я хочу щипаться, — чуть не плача, закусил губу обиженный, как беспросветная интеллигенция, доктор. Стоит заметить, что во время спора жестикуляция друзей напомнила вдове некоторые па из балета «Спящая красавица».
— Может быть, вам повезет в следующий раз, — безнадежно махнул рукой сыскарь и поскреб у себя под коленкой. — А теперь к делу. А ну колись, дрянь голозадая, какого черта по базару шарилась?!
Озноба дернулась, как будто ударило током. А доктор Хватсон зашел с другой стороны. Нетерпеливый, как заказчик:
— Родная, мы ж тебе только добра желаем. Колись, а то мой корешок вчерась попал под Рейхренбахский водопад — попытался снять с одного профессора математики должок, пересчитав сумму в булевой алгебре. И вынырнул слегка контуженый. Может и отравленной стрелой пальнуть. Доказывай потом, что это не андоманцы.
— Я сама могу чем угодно пальнуть, — решила брать на понт крутобедрая вдова.
— Ах ты, падла заморская, беженка вокзальная, ща я тебя мочить буду! — обрадовался мистер Шварк, доставая из кармана клетку с ручной очень ядовитой змеючкой.
Расчет сыскаря был прост. Преступник занервничает и совершит ошибку. В прошлом у Шварка был такой опыт. Каждому из тринадцати подозреваемых он сообщил, де подозревает именно его. Двенадцать срочно сняли деньги со счетов и укатили за границу, а тринадцатый как ни в чем не бывало пошел на работу. Во время перекура он не попал окурком в урну. В обед он держал вилку в левой руке, а нож в правой. Вечером, помогая сыну готовить уроки, тринадцатый неправильно извлек квадратный корень из одного миллиона девятьсот шестидесяти трех тысяч пятьсот двадцати одного. По этим ошибкам виновного легко изобличили.