Железная коза
Шрифт:
— Я такую Надежду оставил на воле: губки бантиком, с поволокою глаза, — вздохнул грустный, как клизма, Содомский. — Заглянешь на огонек, она вокруг тебя суетится, суетится, суетится… Слава Аллаху, свидания в тюрьме отменены для неблизких родственников.
— И я такую же, — вздохнул печальный, как пипетка, Мустафа.
— Моя жила на улице имени Клабика!
— И моя!
— Дом восемь, квартира семь!
— И моя! Да пригласит владыка Луны дэв Хонсу моих врагов сниматься в рекламе гильотины.
— Мы с тобой, как братья, — мужчины кинулись в объятья друг другу и разрыдались.
Если их имена что-то и означали, то на каком-нибудь мертвом языке.
— Ужин пропустите, — напомнил добродушный надзиратель, прослезившись.
Описывать тюремную столовую не имеет никакого смысла, поскольку она представляла собой тысячу семьсот двадцать три прямоугольных
В тюремной столовой стоял невообразимый шум. Зэки сидели вдоль длинного и скучного, как эта история, стола. Посуда, чтобы ее не крали и тайно не переправляли на волю, имела сверленые дырки в самых неожиданных местах, которые предполагалось в процессе приема пищи затыкать пальцами.
— Держись нас, и тебя никто не тронет, — воинственно сверкнул глазами благородный, как библиотекарь, Мустафа. И тут же ему на голову кто-то выплеснул тарелку баланды. Мустафа не заметил кто, а то бы показал обидчику.
Троица села на свободное место, и оказавшиеся рядом зэки тут же пересели подальше: такая страшная слава шла о жильцах «тринадцатки», о кружившей вокруг них невезухе. Правда, один зэк замешкался, подавился котлетой и убежал в санчасть за справкой, освобождающей от каторжного труда, другой кинулся к освободившейся тарелке, тоже подавился и тоже убежал. Третий решил убежать сразу, но, оказалось, сидел далековато, и ему повезло: подавился и умер.
Шум немного стих.
К устроившейся во главе стола огромной, на вид свирепой, как паспортистка, бабе подьюлил надзиратель и что-то шеплун на ухо. Баба, получившая срок за подделку гороскопа (можно только гадать, что она себе там напророчила), поднялась, легко забралась на стол и пошла, пиная миски направо и налево, к Ознобе. Баба была всем бабам баба. Косая сажень в плечах. Неприступная женщина. В предыдущей жизни она успела потопить Атлантиду.
На том небольшом пространстве ее могучего тела, которое было не запаяно в цепи и клепаную-переклепанную черную робу, помещалось столько наколок, сколько Солженицын предложений не написал за свою творческую жизнь. Все конечности резко увеличены в объеме, кожа утолщенная в грубых складках, на отдельных участках экзематозные высыпания и корки.
— Ее кличут Пятиэтажкой, — шепнул Мустафа. — Тюремный врач определил у нее слоновую болезнь. Земля ему пухом.
Отброшенная громадной ступней миска с баландой тут же сделала на его лице овощную маску от морщин. Мустафа не любил подобных шуток, но это была не шутка, и мужчина сдержался.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Краткий перечень наколок на теле заключенной N 1996. Кличка «Пятиэтажка».
Наколка N 1 (бабушка в детстве вязальной спицей, устав пересказывать, выколола на животе сказку).
Иван-царевич-паша был женат на Василисе Прекрасной-ага тридцать лет и три года, и однажды понял, что видеть ее не может. Не то чтобы разлюбил, а возненавидел: она и храпит по ночам, и ноги не эпилирует, и готовить за тридцать лет не научилась.
Пошел Иван-паша к тестю, Морскому Царю.
— Вот-де, тестюшка, — молвил царевич, — не могу видеть жену свою ни в одетом, ни в голом виде. И близорукость здесь не причина, а следствие. Отпусти меня на все четыре стороны.
— О`кей, — говорит Морской Царь. — Без проблем, но ты должен не отгадать три самые тупые загадки.
Делать нечего, стал Иван отгадывать.
— Без окон, без дверей, полна горница людей, — хитро улыбнулся Царь.
— Закрытое НИИ.
— Нет. Ты, Вань, в моем тридевятом царстве от жизни оторвался. Это Кресты, — вздохнул огорченно Морской Царь. — Ладно, не для чего, чего иного, прочего-другого, а для единого единства и дружного компанства загадываю вторую загадку. Волос к волосу, тело к телу, и получается мокрое дело.
— Это, — почесав затылок, предположил Иван, — пищеварительный процесс воробья.
— Ну что ты за обормот. «Мурзилку» не читал? Это же глаза, зеньки,
— Это не смешно, — сказал Иван-паша.
— Смешно — не смешно, я тебе разве Эльдар Рязанов? — возмутился Морской Царь. — Посмотрел бы, как ты повеселишься, когда от твоей дочки зять уйдет. Одним словом, никуда тебя не отпускаю. Будешь здесь за себя и за того парня.
Тогда Иван-царевич-паша свистнул. Невесть откуда прибежал серый волк. Иван оседлал зверюгу, и они умчались в родные пенаты.
Вернулся Иван туда, где никто не храпит рядом по ночам, в родное царство. Отпустил волка и залез на печь.
А когда кто-нибудь величал его Иваном-дураком, паша молчал, только хитро улыбался.
(Продолжение перечня наколок в следующей главе).
— Ты! — ткнула пальцем в Ознобу наглая, как синусоида, Пятиэтажка, и с потолка посыпалась штукатурка. — Я!.. — ткнула пальцем себе в грудь Пятиэтажка.
— …Твой ночной кошмар, — подсказал подхалимистого вида курчавый зэк, воняющий, как портянка.
— …Призрак, летящий на крыльях ночи, — подсказал лысый подхалим, попахивающий десятью годами за нарушение правил коммунального общежития.
Пятиэтажка благосклонно кивнула курчавому, прежде чем остальные зэки успели собрать ставки на тотализаторе.
Озноба, не вставая, брезгливо выдохнула, поскольку отношения все равно обострились, как осколки:
— Ты — труп!
— Я вызываю тебя на бой до первой смерти.
— Даже и не думай об этом.
— Здесь. Сразу после ужина.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Рецепты тюремной кухни.
Кошка с восточным соусом.
Кошку поймать, убить, выпотрошить, ощипать и обсмолить. Подготовленную кошку нафаршировать кубиками очищенного белого хлеба и сыра, сливочным маслом, вложить потроха и веревочную лестницу. Зашить, посолить, поперчить, смазать маргарином. Влить в чугунную сковородку полстакана воды, положить кошку и жарить в духовке, поливая соком. Готовую остудить, выложить на блюдо, вытащить нитку. Украсить маринованными фруктами и солениями.
Подать к кошке соус: растолочь орехи, зелень и чеснок, добавить немного томатного соуса, черного перца и перемешать.
На одну кошку: 100 г белого хлеба, 60 г сыра, 80 г масла.
Крыса табака.
Тушку распластать, лапки отрезать у колена, внутрь вложить напильник. Посыпать солью и перцем, положить на сковородку с растопленным маслом, плотно закрыть крышкой и жарить под грузом 20–25 минут. Перевернуть и жарить до готовности. Подать на блюде. Отдельно подать измельченный чеснок, залитый куриным бульоном.
Ужин показался отставной княгине Козан-Остра необычайно вкусным. Она слопала три тарелки баланды из свекольной ботвы, умяла четыре тарелки перловой каши и принялась со смаком, как купчиха, тянуть один стакан водянистого чая за другим.
— Я, конечно, нисколечки не сомневаюсь в твоей победе, но не могу не открыться, — слегка грассируя, выдал Мустафа Гоморский. — Я не был звукорежиссером фильма «Миллион лет до нашей эры». Меня было назначили начальником охраны банка, и я ввел денежную премию постовым за каждого убитого грабителя. Банк доразорила старушка в инвалидном кресле из соседнего приюта. Она была сто сорок седьмым грабителем, убитым постовыми. Кстати, одному из постовых она приходилась дальней родственницей, и он обещал ее в приют вернуть «сразу после уикенда». Ах, лучше бы я был звукорежиссером.
— Я верю в тебя, Мустафа, — подбодрила парня вдова. — Ты еще будешь звукорежиссером. И я никому не расскажу о банке. Клянусь Ярилой.
— Ясное дело, не расскажешь, — криво усмехнулся Гоморский.
Повар, явно тайный сторонник Пятиэтажки, на четырнадцатом стакане заявил, что чай кончился.
— Ха-ха-ха!!! — хищно потерла ладони неотвратимая, как заказное письмо, бабища, но штукатурка с потолка не посыпалась, ее там больше не осталось.
Подхалимы быстро унесли грязную посуду, протерли стол. Надзирателей выставили за дверь, так как у тех не оказалось билетов.