Железная Маска (другой перевод)
Шрифт:
– В таком случае, патрон, пониже опускайте поля своей шляпы, заворачивайтесь в плащ и пойдемте. Не будем терять времени.
Спустя полчаса оба друга уже стояли перед воротами крепости, без всяких осложнений вошли внутрь, пересекли двор, обменялись с часовым паролем и отзывом, прошли по подъемному мосту, который специально опустили для них, и довольно скоро очутились у входа в нижнюю башню.
Таким образоом, они выполнили первую часть своего замысла, заключавшегося в том, чтобы войти в замок. Теперь осталось выполнить вторую
УЖИН В ЗАМКЕ Услышав первый раз через окно нежный голос Ивонны, распевавшей песенку, монсеньер Людовик почувствовал невыразимое беспокойство.
Человек действия, храбрый и энергичный, он с трудом выносил бездеятельную и монотонную жизнь в четырех стенах своей камеры. Правда, ему позволяли гулять по парку и даже предлагали сменить камеру, но он решительно воспротивился этому, как как испугался, что не услышит голоса своей верной подруги детства.
Но нервы у него истощились и здоровье настолько ухудшилось, что даже Сен-Мар забеспокоился, тем более что король приказал ему должным образом оберегать заключенного. Существовало поверье, по которому оба брата должны были умереть в один и тот же день.
С приближением пасхи монсеньер Людовик потребовал, чтобы ему прислали духовника для исполнения святого церковного долга. Губернатор охотно согласился с просьбой и кроме того пригласил его на праздничный ужин вечером накануне пасхи. Кроме жены губернатора на нем должен был присутствовать капуцин и еще несколько человек приглашенных. Монсеньер Людовик принял приглашение. Сен-Мар предупредил его, что в гостях он не должен снимать маску. Остальные гости тоже придут в масках.
Монсеньеру Людовику казалось, что время шло очень медленно. Временами на него находили приступы слабости и он подолгу лежал на постели, успокаивая расшалившиеся нервы.
Наконец наступил вечер перед пасхой. Солнце скрылось за горизонтом.
Часов в десять вечера монсеньер Людовик, одетый, прилег на свое ложе. Но не прошло и нескольких минут, как за дверью послышались шаги. Монсеньер Людовик приподнялся и чуть отодвинул полог балдахина.
Заскрипел ключ в скважине, открылась дверь и показались несколько человек. Их силуэты неясно различались в темноте.
– Монсеньер, - выступил вперед господин де Сен-Мар, - я привел капеллана, которому вы согласились дать аудиенцию.
– Отлично. Скажите ему, пусть подойдет.
– Прошу вас не забывать, монсеньер, что установленный порядок запрещает оставлять вас наедине с духовником, поэтому вместе с капитаном мы будем находиться в нескольких шагах от вас.
Монсеньер Людовик презрительно пожал плечами и обратился к монаху:
– Подойдите, падре.
Монах смиренно повиновался. Монсеньер Людовик хотел было встать с постели и вместе с духовником пройти в угол комнаты, когда монах неожиданно опустился на колени перед кроватью и громко стал читать молитву:
– Jnnomine patris, et Hlii… [Во
Удивленный молодой дворянин почувствовал, как рука монаха, перекрестившая его, слегка пожала ему руку, словно предупреждая его, а вслед за этим до его слуха донеслись чуть слышные слова, едва внятный шепот:
– Лежите, скажите, что болеете.
И монотонным голосом продолжал:
– Et spiritus sancti… amen [И святого духа… аминь (лат)]
– Отче, - проговорил монсеньер Людовик, повинуясь странному монаху, позвольте мне лечь. Я неважно себя чувствую.
Капуцин кивнул в знак согласия ^приблизившись к исповедующемуся так близко, что они почти касались друг друга лбами, начал с благоговением произносить молитву:
– Ave Maria…*16) - потом тихо добавил: - Монсеньер, ничему не удивляйтесь… gratia plena… Лежите смирно… Dominus tecum…
Молчите… Benedicta tu inmulieribus… Когда я скажу свое имя… Et bendictus… Мистуфлет.
Несмотря на самообладание, монсеньер Людовик вздрогнул и чуть было не вскрикнул. К счастью, в камере было темно и никто ничего не заметил, а Мистуфлет продолжал свою странную молитву:
– Fructus ventris tui jesus… Монсеньер, приподнимите край одеяла…
Sancta Maria… Возьмите кинжал.
И сунул под одеяло оружие, спрятанное в рукаве.
– Ога pro nobis, - продолжал он.
– Сегодня ночью во время ужина у Сен-Мара… pecatoribus… вы, Фариболь и я набросимся… nunc et in hora… на губернатора со шпагой или с кинжалом… mortis nostrae…
и избавимся от него. Я подам знак, сказав… Amen.
И с благоговением, соответствующим его роли, Мистуфлет поднялся и заговорил, смиренно склонившись:
– Сын мой, бог сочувствует тем, кто страдает, и никогда не оставит тех, кто верит в него; склонитесь пред тайными предначертаниями его; доверьте мне свои горести и печали. Он слышит все, и видит, и знает, как тебя утешить, свершить правосудие и отделить доброе семя от плохого.
Монсеньер Людовик прекрасно понимал подлинный смысл этих слов, в отличие от ничего не подозревавшего господина де Сен-Мара.
Дождавшись окончания исповеди, Сен-Мар подошел к постели и спросил своего королевского пленника:
– Монсеньер, вы будете продолжать молиться или…?
– Нет нет, - ответил молодой человек, - я уже успокоился и готов следовать за вами.
Здание, соединявшее первую башню замка со второй, было занято господином де Сен-Маром. Окна его квартиры выходили на внешнюю сторону замка и закрывались деревьями на берегу рва. На первом этаже со стороны фасада, украшенного большими окнами, располагался зал. Он был чудесно сервирован для ужина господина губернатора и его гостей.
Когда Сен-Мар в сопровождении капуцина и заключенного, чье лицо было полностью покрыто маской из черного бархата, вошли в столовую, там еще никого не было. Гостеприимный хозяин извинился перед гостями и сказал слуге: