Железная маска
Шрифт:
— Гром и молния! Ну, конечно! — вскричал Фариболь. — Черт возьми, Росарж, клянусь, что твой заключенный будет в самых надежных руках!
— Значит, договорились: встречаемся через полчаса во дворце, а я уж скажу кому надо, что острее трех ваших шпаг не найти.
— И я не завидую тому, кто решит испытать их остроту, — подхватил Мистуфлэ с самым невинным видом.
— Прежде чем разойтись, давайте выпьем за того, ради которого мы готовы отдать жизнь! — сказала Ивонна, вставая.
— За здоровье нашего короля! — вскричал Фариболь, вложив в слово «наш» столько чувств, что всем, кроме Росаржа, стало понятно, за кого именно они пьют.
— За здоровье! — поддержал тост Росарж, осушая стакан залпом.
Затем он обменялся рукопожатиями с тремя друзьями и оставил их одних.
Глава VI
ДОРОГА В ПИНЬЕРОЛЬ
Стояла глухая ночь. Трое друзей, несмотря на все свое волнение и нетерпение, явились на встречу с Росаржем точно в назначенное время, ни секундой раньше. Через несколько минут, показавшихся им вечностью, ворота дворца отворились, и в них появилось несколько человек, впереди которых шел монсеньор Людовик. Лицо его скрывала бархатная маска, но друзья сразу узнали юношу по горделивой осанке и статной фигуре. За ним они увидели желчную физиономию Сен-Мара и двух мушкетеров-конвоиров.
Монсеньор Людовик остановился, посмотрел по сторонам и невольно содрогнулся: в ярком лунной свете он заметил неподвижные фигуры четырех всадников в дорожных плащах. Один из них, как бы поправляя шляпу, на какое-то мгновение приоткрыл свое лицо, и юноша еле сдержал крик удивления, узнав подругу своих детских игр.
— Ивонна! — прошептал он.
Но у него не было возможности проверить правильность своей догадки, поскольку Сен-Map, открыв дверцу стоявшей рядом кареты, с преувеличенно любезным поклоном сказал:
— Монсеньор, окажите мне честь помочь вам сесть в этот экипаж… И не беспокойтесь за меня, монсеньор, — добавил он, язвительно хихикнув, — я тут же последую за вами.
Монсеньор Людовик с достоинством взошел на подножку кареты, даже не взглянув на протянутую руку своего тюремщика.
«Она здесь! — думал он. — Боже мой! Зачем ей это понадобилось?»
Сен-Map незамедлительно устроился на соседнем сиденье, и карета, гремя колесами по булыжной мостовой, тронулась в путь.
Открыть свое прелестное лицо было со стороны Ивонны непростительным легкомыслием: вид его, возможно, и внес некоторое успокоение в истерзанное сердце монсеньора Людовика, но оно было также замечено и другим, гораздо менее симпатичным персонажем нашего повествования, а именно — Ньяфоном, кружившим вокруг дворца, подобно коршуну, выслеживающему жертву. Увидев из своего укрытия лицо девушки, карлик не сдержал хриплого крика ярости, к счастью, заглушенного грохотом отъезжающей кареты. Понимая, что судьба снова надсмеялась над ним, а также что невозможно пуститься в погоню, не имея даже лошади, он воскликнул:
— Ивонна! Как ты посмела!.. Будь ты проклята!..
Но, сообразив, что он лишь попусту тратит силы и время, Ньяфон бросился через двор ко дворцу, где столкнулся со стражником, которому в красках описал все увиденное, а также не поскупился на эпитеты, обрисовав опасность того, что опознанная им девушка со своими товарищами освободят таинственного пленника.
Между тем карета, увлекаемая резвыми лошадьми, неслась вперед по проселочным дорогам, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Мистуфлэ скакал рядом с ее правой дверцей, а Ивонна — с левой; как раз там и сидел монсеньор Людовик. Низко склоняясь к шее лошади, она то и дело смотрела на его лицо, так как Сен-Map, не предвидя никаких осложнений, позволил ему снять маску. Немного позади, оживленно болтая, ехали Фариболь и Росарж, причем первый просто не закрывал рта, не упуская любого повода, чтобы лишний раз выразить второму свою признательность за приглашение участвовать в «этом деле». Три верных друга монсеньора Людовика договорились, что сигнал к атаке подаст Фариболь, выкрикнув свое излюбленное «Гром и молния!»
Фариболь всю дорогу рассказывал Росаржу всякие забавные истории, не забывая внимательно смотреть по сторонам, дабы не упустить подходящий момент. Наконец они оказались в тихом сумеречном месте, вдали от главной дороги. Фариболь, еще раз тщательно оглядев окрестности, закончил свой очередной анекдот, вскричав:
— Гром и молния!
Затем выхватил шпагу и, держа ее за клинок, нанес Росаржу сильный удар эфесом по лицу. Тот покачнулся в седле и мешком свалился на землю. В это время Мистуфлэ, глубоко вонзив шпоры в бока своего коня, вырвался вперед, поравнялся с возницей и заколол его кинжалом, а затем, схватив вожжи, остановил лошадей. Ивонна спешилась и со шпагой в руке распахнула дверцу кареты, провозгласив:
— Монсеньор Людовик, вы свободны!
Но слова замерли у нее на устах. Сен-Map, догадавшийся о происходящем по тому, как неожиданно и резко остановилась карета, не потерял присутствия духа и теперь, хладнокровно приставив пистолет к виску пленника, насмешливо ответил Ивонне:
— Свободен? Вы немного поторопились!
С яростным криком Ивонна бросилась внутрь кареты и оказалась между тюремщиком и его пленником. Прогремел выстрел. Девушка почувствовала, как грудь ее пронзила острая боль. Она покачнулась, и Сен-Map, мгновенно этим воспользовавшись, схватил одной рукой ее за горло, в то время как другой пытался вырвать у нее шпагу. Несмотря на охватившую ее слабость, девушке все же хватило сил проговорить:
— Бегите, монсеньор, бегите!
В этот момент Мистуфлэ, поняв, что девушке грозит серьезная опасность, открыл дверцу кареты за спиной Сен-Мара и, схватив его за руки, заставил отпустить жертву, затем, напрягая все силы, поднял злодея над собой и вышвырнул его из кареты. Сен-Мар упал у самых ног Фариболя, который тут же приставил к его горлу острие своей шпаги и с изысканной любезностью осведомился:
— Я имею удовольствие обращаться к его превосходительству губернатору Пиньероля?
Между тем монсеньор Людовик взял Ивонну на руки, вынес из кареты, положил на траву и ласково сказал:
— Дорогая моя Ивонна! Бедная девочка! К чему было так рисковать из-за меня!
Девушка зарделась, как мак, взглянула на юношу помутневшим взором и ничего не ответила.
«Боже мой! — подумал монсеньор Людовик. — Похоже, я отгадал сердечную тайну этого создания! Она любит меня! Возможно ли такое?»
Взволнованный своим открытием юноша окликнул Мистуфлэ, помогавшего Фариболю связывать Сен-Мара.